в следующий миг до меня донесся гулкий удар сдвоенного выстрела, сбросившего зверюгу с рамы.
Впрочем, он уже поднимался, упираясь в меня цепенящим взглядом. А я навел на Всадника бластер, успевший наконец зарядиться.
— Ну попробуй, заставь меня опустить дуло! — сказал с ненавистью. — Я ведь тоже хищник, только специализация иная.
И он ринулся ко мне, нарвавшись на новую, молнию. То ли все ж надеялся задавить мою волю, то ли не умел отступать. Теперь и этот заскакал по залу пылающим факелом. А первый Всадник уже затих, сложившись неподалеку от Кири в уютный костерик.
Но от соседнего тоннеля ко мне спешил четвертый Всадник, приготовив стандартную пару: китайский меч да малайский крис. Сюрпризы у меня кончились, а сражаться с монстром на равных я не собирался — сразу же включил усилители, наконец почувствовав себя в здешнем киселе, как в нормальной атмосфере. Вот эти уроды выведены, наверно, именно под такую среду. А кто был у них учителем, я уж догадался. За науку гаденыши и отплатили Мастеру — напрасно, напрасно поторопились! Кое-что он еще не успел передать им, узнав от меня.
Достав мечи, я двинулся навстречу Всаднику, набирая такую же инерцию, и мы столкнулись, точно два стальных вала, с ходу накатив друг на друга лавины полновесных ударов. Честно сказать, этой драки хотелось и мне. Более того, я нуждался в ней, чтоб вымыть из души осадок от того поражения, когда меня вышибли в окно, точно кутенка… Экое ребячество!
Конечно, досталось мне изрядно, и новых синяков наставили вдосталь, не раз и не два саданув по доспехам, — зато кончилось, к моему удовлетворению. Я подловил Всадника на тот же прием, что и малыша-рубаку, причем дважды подряд. А лишив мечей, не дал ему шанса отступить, с разворота снеся оскаленную голову — как это делал их учитель. Слетев с плеч, она покатилась в сторону, а остальное, покачавшись с пару секунд, вразвалку затопало следом, словно бы решив воссоединиться. Пришлось и на этого потратить молнию, запалив третий костер.
— Он не хотел учиться, — сказал вместо эпитафии. — Потому и помер рано.
И тут в стороне опять жахнуло. Обернувшись, я успел увидеть, как из догорающего возле Кири костра выбросило Всадника, уже начавшего было подниматься. Он больше не выглядел обгоревшим, хотя из одежды на нем остались только черненые латы, будто вживленные в кожу, да шлем, обтекавший голову вторым черепом. А вот лица не было — месиво. На сей раз Киря всадил пули как раз туда.
— Эх, ни фига себе! — выдохнул он, поднимая взгляд на меня. — Они что, несгораемые?
На свое счастье, Киря напрочь лишен фантазии, а напугать по-настоящему его не успели. Такой мне и нужен сейчас — бесстрашный. А что это дефект психики, так и бог с ним — у каждого свои недостатки. Перескочив валун, парень подошел к поверженному наново чудищу, ткнул сапогом в бок.
— Назад! — рявкнул я, и Киря послушно отпрыгнул. — Никогда не приближайся к подбитым. И не подставляй им спину. Вообще не расслабляйся, пока не спеленаешь вражину или не получишь справку из морга.
И даже тогда не стоит, прибавил мысленно. Ибо сейчас мертвецы восстают. Причем дважды… как минимум.
— Лучше девчухой займись, пока передышка. А этих предоставь мне.
Пока Киря ловил, да останавливал маятник, да снимал с рамы Мальву, да относил ее к обжитой нише, рядом с которой еще тлели храмовные одежки, я скрепя сердце подтаскивал трупы к центру зала, укладывая поверх той же рамы и надежно привязывая за все конечности. Затем туда же приспособил «ошкуренного», порывавшегося снова скакать на одной ноге, — пришлось застрелить его вторично. Весил каждый Всадник едва не вдвое меньше меня или Кири, но, судя потому, что проступило из-под сгоревших покровов, злосчастную девчуху спасла от разрывов только потрясающая эластичность тканей. Но теперь-то, полагаю, игра кончена? Ведь стоит мне нажать кнопку…
Закончив с рамой, с силой качнул ее и не удивился, когда маятник принялся сам набирать амплитуду, с каждым циклом возвращаясь к прежнему размаху. Непонятно — ну и черт с ним. Мало здесь непонятного?
Кстати! Я вдруг заметил, что мою душу больше не корежит чужая боль. Эта пакость наконец схлынула отсюда, лишь витали по воздуху прозрачные дымки, видимо, навеянные издалека. Похоже, я был не прав. При экстренной надобности Хищники делятся со Всадником не четвертью своей жизни, а половиной, — просто не все доходит по назначению. (Это ж скольких мы сейчас положили?) И если рубить, не дожидаясь, пока отрастет новая башка, то хватает Хищников всего на пару раз. А последняя голова у Горынычей собственная, так что в третий раз Всадники помирают уже своей смертью. Сейчас-то они не выглядели грозными, смахивая на горстку недочищенных раков.
— А чего не распылить их сразу? — спросил Киря, когда я вернулся к нему, брезгливо отряхивая ладони. — Вот пусть собирают себя по шматкам!
При этом покосился на Мальву, обессиленно присевшую спиной к стене.
— Я не убиваю из мести, — ответил я, глядя на ту сторону зала, где «стрекоза» уже разыскала для нас следующую тропку. — Табу, понял?
Хорошо, сам еще не позабыл. Мудрено ли в таком азарте? И все ж четырех зверенышей мы положили — даже без особых потерь, что удивительно. Пора и Калиде на сцену, а? Самое время для развязки! Конечно, это традиционный финал, но ведь и Калида не из модернистов?
Хотя запаленные мной костерки догорели, в зале определенно сделалось светлее. И центровой столб больше не резал глаза пронзительным контрастом. Границы его размылись, а крупицы света будто растекались по всей пещере, формой напоминающей исполинскую бутыль.
— А с ней чего делать? — Киря кивнул на кралю, обмякшую в странной позе. — С собой возьмем?
— Конечно, это мудро: прикрыть себя девицей, — фыркнул я. — Ты и на минном поле пускаешь их вперед?
— Так ведь пропадет!
Кажется, парень уже вошел в роль спасителя — бедняга. «Принцесса была ужасной». И оно надо ему?
— Давай-давай, герой, к новым победам! — подхлестнул я. — Без нас Мальве будет спокойней. Только запрячь ее глубже в расщелину. Будем живы прихватим на пути назад.
Вздохнув, парень перебазировал Мальву за камень и безропотно затопотал следом за мной, формируя привычную связку. Оставив игровой зал, мы миновали простенький коридор, вполне годящийся для финишной прямой, и через небольшие двери, с готовностью разъехавшиеся по сторонам, вступили в новую залу. И очутились будто в ином мире, притормозив сразу за порогом.
Если ту каверну считать приемной, то эта, получается, кабинет. Формой он напоминал колокол, и как раз колокол — массивный, покрытый выпуклыми узорами — свисал на плетеном канате со свода. В белых стенах, между тремя похожими дверьми, распахивались широченные… даже не окна — проемы… через которые вливался слепящий дневной свет, какой бывает лишь высоко над землей. А внизу, за рваной сияющей пеленой, открывались такие виды!
Иллюзия была полной, я даже осязал ветерок, свободно гулявший по комнате, запросто прорывающийся сквозь проемы. Хотя знал, что вокруг на сотни метров сплошной камень, перемежаемый лишь этими норами, и чувствовал вязкий воздух подземелья и помнил, что наверху глубокая ночь. Здесь тоже звучал галлюциногенный шум, маскируясь под гул ветра в колоколе, а к нему прилагались отличные экраны, чтобы достроить возвышающий обман до вещественной убедительности. Уж в этом Калида преуспел — еще бы, столько лет практики!
Сам он восседал на мраморном подоконнике, поджав под себя коротенькие ноги, облаченный в тот же царственно-домашний наряд, и задумчиво поглядывал то на нас, то наружу, где меж облаками виднелась цветущая долина, усыпанная блестками многих озер, рассекаемая извилистыми потоками, а за ней, до самого горизонта, сверкало море. Похоже, теперь Калида изображал из себя не правителя, не земного владыку — Демиурга. А потому сделался прост и доступен, больше не нуждаясь в раболепии подданных, отринув чванство. При этом сам же подсмеивался над собой — этак по-доброму.
— А, Шатун! — приветствовал он, налюбовавшись на нашу парочку. — И Шатуненка с собой приволок, надо же! Один добрый молодец на ужин, другой, видимо, на завтрак… И тропку-то какую выбрал!
