готовностью добавил он. — Евангелие от Матфея, глава семь, — куда свежей? Бедняга Иисус: если б сейчас этим хоть кто-то руководствовался!
— Процитировать каждый дурак сможет.
— Так давай тему.
— Пожалуйста: главное достоинство крутаря?
— Сила, — сказал Вадим. — Оружия, мускулов, духа.
— Члена, — буркнул Тим. — А подробней? «Хочу быть сильным, хочу быть смелым!..» Эволюция силы, да?
— Согласен.
— O'key, — начал Вадим. — Первое: подкачав мускулы, человек уже выделяется из стада. А научившись ими управлять, словно обзаводится личным оружием. Теперь он не так уязвим, как прочие, а потому не столь зависим от произвола властей. Даже приличное владение кулаками делает его опасным для многих, а если боец способен пустить в ход и ноги, сила его возрастает втрое! Для большинства блюстов такая скотинка не по зубам, а представь, если одиночка научится применять подручные средства: от дрынов до кухонных ножей. Это ж угроза государству!..
— Ну, ты скажешь!
— Не всякому, но авторитарному — точно. Когда стережешься не только простого люда, но даже собственных гардейцев, любая заточенная железка покажется чрезмерной. К счастью для наших Глав, огнестрелы сюда почти не проникают, даже у крутарей их немного. Но тем важнее становится умение драться, особенно на клинках. Пока обходишься костями да деревом, еще возможно не выйти из рамок, хотя и обычным дрыном легко проткнуть грудь. Но сталь для того и куется, чтобы рассекать плоть. И если не чувствуешь в себе мясницких наклонностей, лучше в это дело не встревать каким бы романтизмом ни веяло от мечей и шпаг. Для обороны довольно и посоха, что блистательно доказали буддийские монахи.
— Что-то не видал ни одного крутаря с посохом, — заметил Тим. — Вот рассекать плоть — это да! Недаром же их так дружно прочат в мясорубы?
— Занятно, — сказал Вадим.
— Что?
— То ли за последние сутки ты сильно поглупел…
— То ли?
— То ли становишься завистливым.
— Тебе хорошо говорить! — вскипел Тим. — С таким букетом дарований и такой вывеской. Тебе и позавидовать некому!
— Ну да, тебя очень обделили, — возразил Вадим. — Скорее тебя напугал тот инфарктик. Походил месячишко в инвалидах, а проникся «на всю оставшуюся жизнь».
— Зато ты смелый!
— Of course, — сдерживая ухмылку, подтвердил Вадим. — А что, закрались сомнения?
— Боже мой, Вад! — в сердцах воскликнул Тим. — Сколько тебя помню, ты бредешь по жизни, ссутулясь и притиснув к бокам локти, чтобы, не дай бог, кого-нибудь не задеть! Как можно эдакому громиле быть таким телком? В тебя плюнут, а ты утрешься и отойдешь в сторону. Ну нельзя же так, стыдно!
Еще обличитель, отметил Вадим, — следующий после Алисы. Сговорились, что ли? Правда, та корила меня за иное.
— Может, я не хочу быть «слоном в посудной лавке»? — посмеиваясь, возразил он. — По-твоему, каждому встречному надо доказывать, какой я сильный и сколь опасно в меня плевать? Впрочем, подобная идея редко кому приходит в голову.
— Ну да, стоит на тебя поглядеть…
— Именно.
— Нет, — внезапно сказал Тим. — «Я думал, думал и наконец все понял»: ты — робот!
— Подумай еще, — предложил Вадим без особой надежды. — Хотя не всем это впрок.
«Тем более, ты не оригинален», — мысленно добавил он, опять вспомнив Алису.
— А что, вполне может быть, — Тим принялся загибать пальцы — Во-первых, здоровья вагон и силы на троих это как?
— У меня одного разве? Ты походи среди крутарей.
— Видели, знаем! Даже и там таких поискать.
— Ладно, отмахнулся Вадим. — Во-вторых?
— Во-вторых, непрошибаем, точно шкаф, — с готовностью посчитал спец. — Сколько тебя знаю, ты ни разу не повысил голос. Вообще тебя хоть чем-то можно вывести из равновесия — ну, в принципе?
— Наверно, — пожал плечами Вадим. — Только зачем?
— Чтоб обнаружить эмоции!
— Поверь на слово: они у меня есть. Только я ими владею — в отличие от других.
— Все так говорят! — запальчиво возразил Тим. — А на поверку…
— Что ли, вскрытие показало?
— А главное, — Тим вскинул третий палец, пока не торопясь его загибать, — ты совершенно неагрессивен, до идиотизма! Тут вообще прямо по старику Азимову, один в один: первый закон робототехники. Процитировать?
— Обойдусь. Только и Христос заповедовал: «Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними».
— Принцип садомазохистов!
— А они не люди?
— Тебе все люди: шлюхи, крутари, садюги…
— Коты, — прибавил Вадим.
— А вот мне в последнее время глаз положить некуда: кругом сплошные рожи, одна другой страшнее!
— Хочешь, сведу с дамочкой? — предложил Вадим. — Симпатичная, интеллигентная, книжки читает.
— Надеюсь, не классику? — подозрительно спросил Тим. — Черт знает, но от классики бабы дуреют — сколько раз обжигался! Либо снобизм изо всех щелей прет, либо в крайности «так и кидат», либо и вовсе полуграмотная. Или это дур больше тянет на классику? Вообще-то странно — должно ж быть наоборот…
Когда Тим бывал не в настроении, его лучше было «не замать», — хотя сам он только и выискивал, на ком разрядиться. В отличие от Вадима, предпочитавшего зализывать раны по дальним углам, Тим в такие минуты бежал одиночества, без зазрения выплескивая горечь на подвернувшихся. Чаще других доставалось Вадиму — что же, для его массы это не страшно.
Поплакавшись и наругавшись, а заодно прикончив торт, Тим скоро ушел. На всякий случай Вадим проследил его топанье до самой квартирки, тем более, тот оступался в темноте через шаг. После отбоя хождения по лестницам и этажным коридорам, мягко говоря, не поощрялись, и в этом даже был резон — при здешних картонных стенах и обычном наплевательстве каждого на всех. Общага есть общага, и если человека не заботит комфорт остальных, за него приходится напрягаться властям. В одном Тим прав: Вадим и в дневные часы старался никого не задевать, а ночью эта боязнь доходила до патологии — собственный нечаянный шум причинял ему страдания. Но сегодня он не собирался даже включать приемник, прежде чем не повидает кое-кого.
На этот раз Вадим долго сидел на подоконнике, свесив ноги наружу и дыша осенью, пока не услышал характерное урчание. Сегодняшняя ночь оказалась еще чернее прошлой, однако теперь он знал, что высматривать, и привыкшим к темноте взглядом быстро ухватил давешний вертолетик. И тут же нацелил на него старый бинокль. В черном силуэте проступили детали, впрочем, не слишком подробные. Действительно, корпус «ворона» наполовину составляли тонированные бронестекла, как в колесниках крутарей. И кабина была столь же угловатой формы, будто копировала гигантское насекомое.
Вадим увидел, как вертолет вдруг завис против одного из окон соседнего здания и оттуда в кабину прошмыгнул странный предмет, похожий на длинный куль, скользящий по невидимому тросу. Тотчас
