— И сколько?
— По крайней мере, дома почти не бывает.
— А стало быть, все это время «отдает себя людям», да?
— Но если к нему благоволит начальство, значит, он чего-то стоит?
— Человек стоит ровно столько, сколько за него согласны платить другие, — сказал Вадим. — Прочее от лукавого.
— Вот Марку и платят…
— Потребители? Или начальство? А оно само где разжилось? Вот когда купля-продажа начнет осуществляться напрямую…
— Ну, знаешь! — возмутилась женщина. — Тогда любой горластый пацан сможет…
— И пусть. Тебе завидно?
— Так ведь несправедливо!
— Кто это определил — Управители? Конечно, они себя не обидят! А если от них больше вреда, ты не задумывалась? Вообще это смахивает на грабеж.
— С чего ты на них зол, Вадичек? — укусила Алиса. — Тебя что, тоже ограбили?
— Если б только ограбили! — ответил он. — Перекрыли все ходы, сволочи, дышать не дают… А вот тебя комсомол испортил, — неожиданно заявил Вадим. — Делать ничего не умеешь, зато других поучать — «всегда готовы»! Кабы тебе не подфартило с вывеской…
— Но ведь подфартило?
— И она давно бы поблекла…
— Если б не ты, верно?
— А хочешь, проверим?
— Что ты! — искренне испугалась женщина.
— Ладно, милая, расслабься.
— Обещаешь? Ну скажи!..
— «Don't worry, — сказал Вадим. — Be happy».
Он раскупорил бутыль — не обычной медовухи, а высокопробного бренди, давно исчезнувшего из обычных кормушек, — и налил женщине полный бокал, хотя видел, что она и так на взводе.
— Подпоить меня хочешь? — Алиса засмеялась, вздымая груди, Вадим ощутил это плечом. — Коварный! А себе?
— Ты же знаешь: после тренировки не приемлю. А тебе надо, верно?
Алиса потянулась за бокалом, и ее грудь, скользнув по плечу Вадима, легла ему на руку. Зрелище, открывшееся в вырезе халата, стоило многого. Такое по тивишнику не увидишь.
— Все же ты глупый, — сообщила женщина, выпрямляясь. — Подобной Студии нет ни в одной губернии. Где еще творить, как не у нас? Там собрано лучшее, что есть в Крепости, — эффектные девицы, обаятельные мужики, к тому же умницы. И то, что мы делаем…
— Shit!
— Ну, ты! — Алиса куснула его за ухо. — Выбирай выражения, honey, если не хочешь, чтобы порвали пасть.
— Алисонька, — сказал Вадим, — перед вами стоит сложнейшая задача: надо делать программы настолько занятными, чтобы не тянуло на другое; в то же время они не могут быть яркими — иначе увлекут черт-те куда. Выполнить ее можно только при отсутствии конкуренции, в условиях абсолютной монополии. Но тогда зачем выкладываться?
— Of course, программы должны быть идейно выдержанными и высоконравственными, особенно для низших… — Женщина осеклась, с опаской глянула ему в лицо. — I mean…
Вадим рассмеялся:
— Да не тушуйся так — будто я не знаю про спецканалы!
Она выдохнула с облегчением и продолжала:
— Ну правильно, мы обязаны учить зрителей, вести их в должном направлении…
— Поднимать до себя, — подсказал Вадим.
— Yes — и поднимать! В конце концов, для того мы поставлены. Мы ведь знаем больше других, лучше понимаем жизнь…
— Во-первых, кто нам это сказал? — спросил он. — Во-вторых, если ты все же права, кто в этом виноват?
— Quilt? — удивилась Алиса. — Странно ты ставишь вопрос…
— O'key. — Вадим решительно включил тивишник и удивленно произнес: — Оп-ля!
Оказалось, Марка уже переключили на канал «золототысячников», а Вадим даже не знал, что сюда подведен такой кабель.
— Ладно, так даже наглядней, — сказал он. — Все же не явная халтура: для себя старались, верно?
Здесь тоже шла постановка, только не беспросветно кондовая, как по КОПу, а словно состряпанная из нескольких забугорных фильмов, там-то давно отошедших, — Вадим даже узнавал сюжетные ходы, слизанные один в один. Правда, исполнение было местное.
— Вот взгляни, — продолжал Вадим. — Ну, я понимаю, при нашей скудости не разгуляешься, и не требую много ни от декораторов, ни от спецов, — ладно, технобаза не тянет, проехали… Но ведь и в прочем — дешевка! Хотите вешать лапшу на уши — хотя бы делайте это достоверно, захватывающе, весело. А это что? Нехилые ж актеры, а играют, будто речуги толкают. Ну, с выражением, да… хорошо поставленными голосами. Так ведь не на трибуне, здесь жизнь нужна!.. Значит, плох режиссер, если не смог их раскрутить, — а как не быть плохим при таком тексте? Ты вслушайся — это ж белиберда, примитив! Вдобавок и скукота. А оператор — вглядись!.. Попросту стал в сторонке и крутит шарманку, пока другие тянут мякину. Какие там наплывы, акцентирование, игра теней, подбор красок — о чем ты! И не говори, что у нас не хватает умельцев — просто всплывают не они, а такие вот головотяпы… Система!
Алиса заглянула в свой бокал и вдруг рассмеялась:
— Ой, а у меня пусто!
Похоже, заряд пропал впустую. И вправду, кому это надо: «есть у меня другие интэрэсы». Пожав плечами, Вадим налил ей снова и спросил:
— Слушай, beauty, а с чего ты так за меня взялась?
С минуту Алиса молчала, потягивая бренди.
— С чего, с чего… Переезжаем мы скоро — вот с чего, — сказала она наконец. — Подлей еще, а?
— И далеко переезжаете? — спросил Вадим, выплескивая в бокал остатки.
— В Центр, конечно. Положение обязывает, ничего не попишешь.
— И то — подзадержались вы среди нас, грешных!
— Не ехидничай, дурачок. Кабы не твоя лень, и ты не жил бы в халупе.
— У нас все пути открыты. Для задолизов, — не удержавшись, буркнул он, но Алиса, к счастью, не расслышала.
— Вот заведутся у тебя дети, — продолжала она, — чего им скажешь?
— Тараканы заводятся.
— А все-таки? Когда дети начинают стыдиться нищих родителей…
— Конечно, лучше, когда они спрашивают: папочка, а почему ты стал такой сволочью?
— Подумаешь! Вот Марка таким вопросом не смутить.
— Еще бы! У него и детей, скорее всего, не будет. Зачем ему? Он и без того отлично вписывается в Систему.
— Знаешь что, — обиделась Алиса, — давай-ка сменим тему!
— Давай, — согласился Вадим и невинно спросил: — А правда, что Режиссер ввел на Студии право первой ночи?
Алиса рассмеялась, не вполне убедительно, и заявила:
— Вообще хватит о делах — надоело!
— Давай о другом, — покладисто сказал он. — О чем?
