и некоторой начитанностью: «Двенадцать стульев», «Швейк», то-се — стандартный набор. И еще умением вовремя ввернуть подходящую цитату.
— Лапа, не валяй дурака — отозвалась Алиса, сладко вздыхая. — Не станешь же ты массировать меня сам?
— Но, Лисочка, это не довод! — возразил Марк. — Для массажа не обязательно разоблачаться полностью.
— Правда? — С кряхтением Алиса повернулась набок, выставив на обозрение себя всю. — Так лучше?
Марк только руками развел, затем спросил:
— А кормить меня собираются?
— Все на столе, подключайся. — Алиса снова завалилась навзничь, придержав руками груди, капризно потребовала: — Вадичек, не сачкуй — хочу еще!..
— Лисочка, побойся бога! — разыграл возмущение Марк. — При мне?
— А почему нет? Или попытаешься Вадика выбросить? Ну давай, я погляжу!..
— Радость моя, — засмеялся Марк, — если тебе вздумается с ним переспать, позволь мне, по крайней мере, выйти в соседнюю комнату. Надо же соблюдать приличия!
— А зачем?
Вадиму надоела эта ленивая перепалка, и он сказал:
— Ладно, детки, еще минут десять — и я сваливаю. Привык, знаете, доводить дела до завершения.
Марк усмехнулся:
— Если бы я застал тебя на Алиске верхом, ты изрек бы то же самое?
— Фу! — сказала Алиса. — Максик, фу!
— Молчу, солнышко, молчу… Может, вам кофе приготовить?
— Ах-ха, — подтвердила женщина, снова подставляясь под руки Вадима. Полюбовавшись на них с минуту, Марк спросил:
— Вадик, ты специализируешься только по избранным дамочкам? Совмещаешь полезное для них с приятным для себя?
— Угадал, — подтвердил тот. — «Не догоню — хоть согреюсь».
— Но ведь так не заработаешь много?
Н-да, деньги в Крепости пока не отменили, хотя не всем давали. А приработки не поощрялись — в принципе.
— Уже и кофе жаль? — Вадим покосился на хозяина: прищурясь, тот сосредоточенно следил за его руками. — Ну чего тебе, Марчик? Не тяни!
— У тебя ж золотые руки, Вадим. Ты смог бы многого достичь, если бы захотел.
— Еще один по мою душу! Так ведь я именно не хочу, Марк, — вот в чем загвоздка. К чему высовываться?
— Твое право, — сейчас же отступил тот. — Не пожалей потом.
Марк удалился на кухню, и тогда Алиса промурлыкала вполголоса:
— Неделовой ты, Вадик. Он же сватал тебя к своему новому шефу — отцу Исаю. Духовный Глава отрасли как-никак, его преосвященство!..
— Да хоть святейшество! — фыркнул Вадим. — Тебя-то еще не сватал?
— А чего? Я бы пошла. Большой человек, солидный — люблю таких!
— Широкий у тебя спектр, Лисонька, не переусердствуй. — Он влепил звучный шлепок в ее величественное бедро, сигнализируя завершение процедуры, и откинулся в кресло. — Мало тебе Студии?
— Ах, Вадичек! — Алиса сладко потянулась всем телом, даже застонала от наслаждения. — «Сколько той жизни, а половой — еще меньше!» Надо ж как-то скрашивать серые будни?
— А у тебя бывают и будни? Быстро же ты забыла трудное детство!
— Ох, не напоминай! Лучше спой чего-нибудь — мне так славно.
— Тебе во сколько завтра вставать, милая? — спросил Вадим. — Вот то-то. А я на службе, уж извини.
Но тут пришел Марк и принес поднос с тремя чашками ароматного кофе, тремя же порциями мороженого, удивительным образом запеченного в тесте, и полной тарелкой воздушных пирожных, прямиком из начальственной кормушки. Пришлось задержаться еще — для одной из тех назидательных бесед, коими начинающий пастырь время от времени потчевал бывшего приятеля. (Красноречие, что ли, оттачивал?) Сперва, правда, обменялись несколькими репликами для разгона, затем Марк завелся всерьез.
— Среди некоторых безответственных спецов, — с укоризной талдычил он, искоса поглядывая на гостя, — а особенно среди самозваных «творцов», последнее время вошло в моду подсмеиваться над Первым — над его якобы невежеством и косноязычием. А ведь это выдающийся деятель, вполне сравнимый, скажем, с Иосифом или даже Петром. И в речах его бездна смысла — конечно, для людей понимающих. Ведь это он не дал разбазарить народное добро, иначе что бы с нами стало? Обещал никого не увольнять — держит!
Вадим посмотрел на него с любопытством: удивительно, но Марк говорил искренне при том, что дураком не был.
— Ты еще Грозного вспомни, — предложил Вадим. — Эдакая троица самодержавных маньяков, один другого хлеще, и каждый по горло в крови. Ну чем тебя впечатлил, скажем, Иосиф числом жертв? Действительно, тут он переплюнул даже Гитлера!
— Может, он и был злодеем, — не стал оспаривать Марк, — зато гениальным!
— По-моему, это цитата? Я мог бы ответить другой, позатертей: «гений и злодейство — две вещи несовместные», — однако давай говорить конкретно. Объясни, в чем проявился гений Иосифа. В политике, в хозяйствовании, в строительстве государства? Он умел только подавлять да рушить, и кто может усмотреть в этом гений, кроме безнадежных холуев?
— Наверно, и Петра ты не любишь?
— Уж извини.
— Его-то за что? — удивился Марк. — По нынешней терминологии он был даже западником. А уж как радел за Россию!
— За себя он радел, наследить спешил в Истории, — возразил Вадим. — Комплекс неполноценности, помноженный на абсолютную власть. «Государство — это я», слыхал? И ради такой высокой цели Петюся не колеблясь порешил бы все подчиненное население. Чтобы копировать чужие моды, не надо быть семи пядей, а что он менял по сути? Если и перестраивал страну, то лишь под себя, под свои амбиции, — тот еще кровопийца!..
— Ересь полная, ну да бог с ним! — махнул рукой Управитель. — Во всяком случае, к нашему Первому его отнести трудно. Уж он воистину Творец!
— «Велик и славен, словно вечность», — нараспев произнес Вадим.
— Чего? — не понял Марк, однако заинтересовался: — Это стихи?
Будто прикидывал уже, не ввернуть ли при случае: у рачительного хозяина каждая щепка в дело идет.
— Всего лишь цитата — из осуждаемого, правда, списка, огорчил его Вадим. — Ведь память пока цензуре не подлежит?
— И к чему она? Имею в виду цитату.
— К тому, что мне-то не надо заливать про его величие — не на трибуне, чай! И лучше б ваш лучезарный поменьше высвечивался, не то развенчает в губернцах последние иллюзии насчет богоданности верховной власти.
— Зачем же так строго? — усмехнулся Марк. — И кого, в общем, заботит, чего он там говорит, — важнее дела. Разве мы плохо живем?
— Ну, вы-то с Алиской совсем неплохо, — подтвердил Вадим.
— И ты как будто не слишком истощен вон какой вымахал!..
