Проигрался, что ли?
— Заглохни, говорун! — мрачно велел вожак, не сводя мутного взгляда с Вадима. — Так чего надо, а? Говори живей или выметайся: у нас каждая минута на вес золота.
— Как и у нас, — хохотнул Вадим. — Братаны, кажись, вышла неувязка!.. Валек и вправду оставил заведение, да только передал его росичам, а не вам. Иначе зачем бы я приперся?
— Чего лепишь? — рявкнул Аркан, и его подручные разом напряглись, готовясь броситься. — Кто ты вообще? Коз-зел!.. Скажешь, росский сборщик?
— Скажу, — подтвердил Вадим, сужая глаза в бойницы. — Не веришь? Спроси у Брона. Или хочешь разобраться со мной? Смеху-то будет!..
Расправив плечи и откинув голову, он и вправду будто стал больше, тучей нависая над столом. Не от триады ли подарок? Закрутилось колечко!
— Да мать твою!.. — взорвался падальщик, срываясь на привычный текст. Однако кидаться на противника не спешил и свою свору пока придерживал. Кажется, опять начинались эти игры: кто там и кого на что спровоцирует.
— Придержи язык, Арканчик, — строго сказал Вадим. — Здесь все же дама. И место для разборки неподходящее. Может, выйдем на улицу?
Оценивающе он оглядел свору, спокойно кивнул: ничего, отмахаюсь!.. Вадим и впрямь ощущал в себе мощь серка, переданную по Кольцу. Наверно, его уверенность почуял и Аркан, иначе бы не медлил.
— Грубишь, да? — спросил он. — Здоровый очень?.. Сопля, хоть понимаешь, на кого наехал!
— Или наступил? — уточнил Вадим. — Вообще я смотрю, куда ставлю ногу, — ведь не дай бог!..
Против ожиданий, главарек оценил намек — может, оттого, что его и прежде часто макали. А наглецов он привык опасаться: кто ж полезет на рожон, не обезопасив тылы? Но демонстрация не помешает.
Вспомнив давний фильм, Вадим проворчал:
«Душновато здесь, а?» — и огляделся, будто в поисках окна. Затем прикрыл на секунду глаза, концентрируясь, наливая кисть воображаемым свинцом, обволакивая стальной броней, — и с разворота саданул кулаком в ближнюю стену, проломив дырищу на улицу. Удовлетворенно вздохнул полной грудью, словно такие выходки были для него делом обычным. Детство, конечно, — зато как эффектно!..
— Еще б вони убавить! — сказал он грозно. — Чегой-то дерьмом потянуло…
— Думаешь, я сам буду с тобой разбираться? — спросил Аркан, натужно осклабясь. — Еще поглядим, чья стая шибче!.. Помяни мое слово, соколик: сдадут тебя. И тогда поглядим, чего запоешь, — когда станут в асфальт закатывать!.. Ты понял меня, бычара?
Ну очень хотелось ему оставить за собой последнее слово. И пусть — жалко, что ли?
— Вполне, — сдержанно ответил Вадим. — Еще будут напутствия?
Он действительно понимал главарька прекрасно. Чего ж тут не понять: все на поверхности, — а пахнет-то как!..
Поднявшись, Аркан махнул рукой, и «вепри» потянулись к выходу, отступая на заготовленные позиции. Лавочка опустела.
— Ну вот, поиграли в мушкетеров с гвардейцами, — посмеиваясь, заметил Вадим. — Чаем меня здесь напоят или опять я только усугубил?
— На этот счет не волнуйся, — откликнулся Эмиль, делая знак дочке. — Да я скорее в наймиты перейду или вовсе вернусь в Крепость, чем лягу под такую гниль. И кто их вынашивал, а? Еще Софочкой вздумали пугать, мерзавцы!..
На его лице проступила гадливость, еще добавив сходства с дочерью. Н-да, что у взрослого на уме… Бережно Эмиль вынул из-под мышки вспотевший кулак со стиснутой в нем гранатой и вздрагивающими пальцами принялся вставлять чеку на место, будто нитку вправлял. Ого! — подивился Вадим. Кажется, ради спасения душ, своей и Софочки, торгаш готов заплатить жизнью!.. У многих ли наберется столько решимости?
— Горяч ты, старина, — словно не пуган! — сказал Вадим. — А у меня от таких разборок каждый раз колени трясутся. — Он опустился на стул, с облегчением вытянув перед собой ноги, и усмехнулся: — Только на опережение и работаю.
— Тебе-то чего бояться? — Эмиль кивнул на пролом. — С такими кувалдами!..
— Тоже купился на этот фокус? Ну, старина!..
— Какой фокус, ты что?
— По-твоему, я и впрямь могу прошибать бетонные плиты?
— А это разве не бетон?
— Там была полость, — ухмыляясь, объяснил Вадим. — Я только пробил ее стенки. Другое дело, что распознать пустоту сумеет не всякий. И удар, конечно, был не слаб — но отоварить так человека у меня не хватит пороху. Я блефовал!
— А про Брона не выдумал? — сейчас же спросил торгаш. — Ты правда к нему вхож? Это б сейчас пригодилось!
— С князем проблем не будет — но вот что стряслось с Валетом?
— Н-да, я было посчитал его за человека: такой обходительный, улыбчивый… С ними нельзя расслабляться, верно?
Софочка уже расставляла по столу угощение — куда более щедрое, чем для предыдущих гостей. Поднявшись, Вадим с охотой принялся ей помогать, хотя, судя по смущению девушки, здесь это было не принято. А может, так она реагировала на нового знакомца, о котором наверняка слышала от отца.
— Как хочется высказать этим ублюдкам все! — мечтательно сказал Эмиль. — Но за ними столько дрынов, ножей, огнестрелов, а за мной только Софочка с Иолой. И другим крутарям не пожалуешься — тут же укоротят язык: не холопье, мол, дело, заглохни!.. Сословная солидарность, а как же? Поливая мерзавца из авторитетных, посягаешь на основы. Знать бы, на чем зиждется их авторитет: на числе судимостей, на количестве жертв?
— Ну-ну, дружище, остынь, — улыбнулся Вадим. — Зачем обобщать? Имеет место дальнейшее расслоение на породы — теперь уже крутарей.
— Хорошо, — решительно сказал торгаш, — я даже готов терпеть сословное неравенство — пусть!.. Пусть его введут снова, пусть законом установят правила общения с крутарями. Но почему они сами себя не уважают, почему нарушают слово?
— Страх, — коротко ответил Вадим, — Крутари тоже ему подвержены. И вот я хочу знать: что напугало Валета? Вообще он не из робких.
С удивлением он вдруг приметил на полке, среди антикварной рухляди, молдавский флуяр, один из любимых своих инструментов, и тотчас ухватился за него, взглядом испрашивая у Эмиля разрешения. Конечно, здесь уместнее было б сыграть, скажем, на скрипке, но сердцу не прикажешь. Правда, для начала Вадим выдул из флуяра именно «хаву ногилу», но публика не выказала энтузиазма. Тогда, добавив к флейте банджо, он отчебучил на этой гремучей паре такую залихватскую мелодийку, что пронял оба поколения.
Затем пили чай — под воздушные пирожные и легкомысленную болтовню. Не сговариваясь, мужчины всем видом старались убедить Софочку, что ничего особого не случилось: ситуация под контролем, броня, как водится, крепка, да и граната — наготове. Порассказать обоим было чего, потому девушка слушала, затаив дыхание, а тягостные воспоминания живо вытеснялись у нее свежими впечатлениями, радужными и веселыми. Оказалось, и при Советах была жизнь, а если опустить некие частности, так и вовсе — Золотой век. Беда в том, что опускать пришлось бы слишком много.
Скоро девочка убралась, проявив недюжинный такт, ибо уходить ей совсем не хотелось. Но воспитание — такая штука… Вообще Вадим замечал, что в удачных семьях даже звери не доставляют лишних хлопот — тем более не закатывают истерик. И угождают хозяевам вовсе не из страха.
— «Скажи-ка, дядя», — сразу сменил пластинку Вадим, — а чего в вашей буржуйской среде думают о Мстителе? Наверняка ж вы про него наслышаны!
— Лучше не вспоминать, — поморщился Эмиль. — У меня дочь в самом опасном возрасте — вдруг
