И тут рассуждения Вадима без церемоний прервали: в сознании явственно зазвучал сторонний голос, впрочем знакомый. Столько лет он не слышал триадного Зова и даже не ожидал, что Юлька освоит новый трюк так быстро и без всяких подсказок. Кажется, у ведьмочки большое будущее — если не надорвется.
Судя по представленной картинке, Юлька опять забралась в бурлящую ванну, а грозный серк теперь остался за бортом, преданно охраняя купание госпожи. Жрец тоже присутствовал, восторженно созерцая, — наверно, сам и пригласил, по-хозяйски.
Вадим мог отмолчаться, однако сказал: «Слушаю», — мысленно, конечно.
— «Все же мы недоговорили», — резво начала она.
— «Недоругались», — пробормотал Вадим, предвкушая.
Господи, она уже менялась!.. Девочка ощутила в себе свежие страсти и новые возможности, не чаемые прежде, а к этому добавились повышенные запросы, подкрепленные всей мощью триады, — гремучая смесь.
«Вот что мы сделаем завтра…»
«Погоди, — прервал Вадим. — На завтра у меня свои планы, и поменять их вряд ли удастся».
«Не напрягайся: отныне буду решать я — раз мы вместе, — твердо заявила Юля. — Прежде всего разберемся с папенькой и его сворой».
«Послушай…»
«Втроем мы такое устроим!.. Он думал, за меня вступиться некому».
«Вот сейчас все брошу и примусь за твои проблемы, — хмыкнул Вадим. — По-твоему, нет ничего важней? И потом, у тебя уже есть защитник».
«Ты ревнуешь! — обрадовалась Юлька. — Конечно, рядом со Зверем даже ты кажешься задохликом, и трахается он, наверно, как… зверь. Но вот беда: после этих дел мне хочется поболтать, а о чем можно толковать с серком? Так что я выбираю тебя — к тому ж и привыкла… Вообще, почему бы мне не перебраться к тебе, точно рябине к тополю?»
Эфирный ее голос звучал иначе: насыщенней, выразительней, — как слышала его сама Юля. Теперь девочку не сдерживала неразвитость связок, и она могла смоделировать любой букет частот. Со временем таким же сделается и голос ее тела, подправленного Текучестью.
«В общагу? — спросил Вадим. — После твоих роскошеств прессоваться в моей каморке… Милая, ты в своем уме?»
«Ты что, дурак? Если прижать папулю, он нам такие хоромы отгрохает!..»
«Надо жить по средствам, — назидательно молвил он, — и не разевать роток на чужое. Почему тебя должны содержать — разве ты лучше других?»
«Лучше, — уверенно сказала Юля. — И ты — лучше. Мы над всеми, над заурядами, мы — элита!.. А от папашки не убудет».
«При чем тут он? Твой папа и сам трутень отъявленный. — С усилием Вадим притормозил: — Я не навязываю, ради бога!.. Ты с пеленок привыкла на готовом, но я хочу отрабатывать свой хлеб. А насколько у меня получается, пусть решают те, кому нужны мои дела».
«Господи, какой зануда!.. Думаешь, от твоего чистоплюйства что-то изменится?»
«Зато я — непричастен».
«Значит, не хочешь меня выручить?»
«Я мало тебе помогаю? — спросил Вадим. — Или чего-то недодал? Что за претензии, я не пойму!»
Тут же Юля пришла к новому заключению, крайне оригинальному:
«Ты не любишь меня!»
«Вопрос формулировки, — откликнулся он. — Вообще эта тема требует длительного развития, и сейчас ее лучше не поднимать».
«Не увиливай! — прикрикнула девочка. — Скажи уж прямо: да или нет?»
«Когда как, — прямо сказал Вадим. — Временами чудится, что да, а иной раз так бы и загрыз!.. Сейчас — не знаю».
«Это не ответ».
«Знаешь, я стреляный воробей и опасаюсь признаний. Слишком дорого они стоят».
«Жалко сказать „да“?»
«Просто я научен жизнью. Сначала спрашивают, любишь ли. Затем, когда проявишь слабость, интересуются: а почему тогда не женишься?»
«И почему?»
«Молодой ишо».
«Ну да, как раз в деды годишься!»
«Вот и я о том».
Вадим еще сдерживался, но из последних сил. Самым неприятным в Кольце была невозможность отмолчаться: наглухо закрыться самому и не влезать в дела других. Вадим и прежде избегал вранья, зато волен был не говорить, чего не хотел. Здесь такой номер не проходил: можно лишь разорвать Кольцо, что еще хуже. Вот ведьма могла уйти в любой миг, как и появиться, — за ней инициатива.
«А вот я люблю тебя!» — отважно выпалила девочка.
«Так берегись любви моей? — усмехнулся Вадим. — Ты любишь, чтобы брать, — а как насчет пожертвований? Или согласна на честный обмен?»
«Чего ты хочешь, ну скажи!»
«Я? Ничего. Живи себе».
«Шиш!.. Тебе не отделаться от меня так просто».
«Ну вот, я же говорил…»
«Из-за тебя я порвала со всеми, сбежала из дома!..»
«Из-за меня?» — Он пожал плечами: такие вот новости.
«А теперь в кусты, да? Причем один».
«Каков мерзавец! — поддержал Вадим. — Не позволяет сесть на шею — а ведь так хочется!»
«После подобных твоих заявлений…»
«Чего бы я ни наговорил, решать тебе, — возразил Вадим. — Слова недорого стоят. К тому ж, как ни называй наши чувства, я отношусь к тебе много лучше, чем ты ко мне».
«Ты что, дружбу мне предлагаешь? — вспыхнула она. — Идиот!.. Я живу втрое меньше и то знаю, что дружить можно после, но никак не до».
«А как насчет родства?»
«Душевного? Это не имеет касательства к слиянию тел! Не путай божий дар…»
«Родство и само стоит немало, разве нет?»
«Но я хочу быть с тобой!» — упрямо сказала девочка.
Вот это уже прямое цитирование — может, бессознательное. Кто-то цитирует книги, кто-то — фильмы… а кто и песни.
«Девочка, я ведь не смогу дать, что ты хочешь. Мне жаль».
«Me too».
«Чего бы я ни испытывал к тебе, толку не будет. Сколько б я ни давал, ты потребуешь всё. А ведь есть другие, которым тоже от меня что-то надо. Как совместить?»
«Какое мне дело до других!»
«А какое им — до тебя? Как аукнется…»
«Плевать на них! — крикнула Юля. — Тебе что, трудно помочь?»
«Не следует помогать тем, кто не выкладывается, — это развращает. Уайльд, помнится, призывал за это наказывать».
«Ты самодостаточен, как гермафродит, — неожиданно сказала Юля. — Тебе не нужна ни служанка, ни любовница, ни жена. Вот если б тебе отрезало ноги!..»
«Ну спасибо, — хмыкнул Вадим. — Кто ж тогда на меня позарится? Кстати, жена — это когда дети, — добавил он. — А ты сама еще ребенок».
«Во всяком случае, перетрахалась я не с одной дюжиной, — мстительно сообщила она. — А у тебя
