Сюда-то крутари вряд ли б сумели прорваться, даже если бы очень постарались, — однако у сыскарей не прибавилось спокойствия, скорее наоборот. Теперь они старались говорить вполголоса и уж лишнего не болтали — только по делу. Торопливо вытолкали Вадима из машины, подвели к одному из внутренних подъездов, перед которым тоже пришлось объясняться с угрюмой стражей. Внутрь сыскарей не пустили, да они и не стремились, с явным облегчением передав задержанного паре молчаливых верзил в униформе, на чьи физиономии даже Вадим не мог взирать без содрогания, — и тут же ретировались от греха.
А уж местные Хироны (больше смахивающие на Церберов) увели жертву в глубины этого огромного сумеречного дома, будто населенного тенями — так пусто и тихо было в его бесконечных тусклых коридорах, на бесчисленных лестницах со стертыми за годы ступенями. По сторонам уплывали назад двери — десятки, сотни их! — и что творилось за ними, знать не хотелось. Лучше не заглядывать туда, лучше и вовсе никуда не приходить — так и брести по пасмурным переходам день за днем, раз уж нельзя вырваться к свету.
Но, конечно, зверомордые конвоиры в конце концов доставили Вадима по назначению, покинув его в просторной комнате, столь же пустынной, как прочие помещения, и со многими стульями, расставленными вдоль голых стен. Может, Вадима хотели потомить перед грядущим допросом, а может, и вправду репрессорам было не до него. В любом случае он даже обрадовался передышке, позволявшей привести в порядок мысли и слегка пригасить чувства, чтоб не мешали жить.
Потом открылись другие двери, ведущие если не в ад, то, уж наверно, в чистилище, и двое столь же звероподобных, будто из одного питомника, громил, однако без униформы и с проблесками разума в глазах, слаженным кивком пригласили Вадима внутрь. Он послушно вошел и в глубине строгого кабинета за стандартным столом узрел первого ведьмодава всея губернии, главаря здешней банды, самого Верховного Репрессора.
Бондарь и сидя выглядел громадным — даже по нынешним меркам Вадима. Плечи у него были на полстола, костяк могучий, точно у серка. А вдруг в самом деле? Прищурясь, Вадим вгляделся в его костистое лицо и усомнился: в глубине глаз, правда, вспыхивают зловещие огоньки, но это мало походит на дремлющее безумие серка. Зато властности во взгляде репрессора хватило бы на троих таких зверюг.
— Вот наконец мы и встретились, Вадим Александрович, — произнес Бондарь голосом звучным, обволакивающим и улыбнулся не без приятности. — Вы ведь тоже меня знаете, правда?
Однако в пристальные глубокие глаза его смотреть по-прежнему не хотелось, и недаром, видно, про главного репрессора ходила слава второго Распутина. Он умел подчинять людей — если не удавалось их расположить.
— Видел как-то, — подтвердил Вадим, усаживаясь в жесткое кресло. — Вам не очень идет форма — вы знаете?
Бондарь негромко рассмеялся, щуря глаза — будто от удовольствия.
— Как видите, сегодня я в штатском, — ответил он. — Так лучше?
— Намного.
— А вы со всеми такой искренний? — осведомился репрессор. — Нет, поймите правильно: лично я приветствую!.. Но ведь в большинстве люди такие обидчивые, злопамятные, просто глупые. Не боитесь?
— Что делать? Против натуры не пойдешь.
— Если ее не сломают, — возразил Бондарь и опять приветливо улыбнулся. — Обстоятельства, проблемы, мерзавцы, коих немало, — короче, то, что называется жизнью.
— Это еще не повод, чтоб самому же себя насиловать, — ответно усмехнулся Вадим. — И без того найдутся желающие, верно?
— Это да, да…
Разговаривая, хозяин смотрел на него в упор, словно пытался сразу подмять либо хотя бы отыскать уязвимые места в обороне гостя. Давящий этот взгляд отвлекал, сбивал с мыслей — Вадим старательно избегал его, будто в рассеянности озирая кабинет. Самое странное, что сам он совершенно не чувствовал собеседника — впервые за много лет. Похоже, Бондарь и впрямь фигура незаурядная.
— Для того мы и поставлены, чтоб этим желающим укорачивать руки, — продолжал репрессор. — Чтобы честный, законопослушный крепостной мог спокойно заниматься своим делом.
— Ну да, нечто похожее я уже слышал, — не сдержался Вадим. — От крутарей.
— И вы можете сравнивать? — укорил Бондарь. — Такое даже оспаривать неловко.
— Извините, я не хотел вас огорчать.
— Да ладно, будто вы первый! — отмахнулся тот, словно не заметил иронии. — Во все времена народ не жаловал карающие органы — в общем, это нормально… хотя обидно.
— Карательные? — переспросил Вадим, не понимая, что за бес его дергает. — Простите, я не расслышал.
В ответ Бондарь лишь покачал головой — по-отечески снисходительно. А в самом деле, сколько ему лет? — подумал Вадим. Черт его знает — человек без возраста. Но не настолько же старше меня?
— Беда в том, что доброго отношения люди не понимают, — посетовал репрессор. — Их, точно бестолкового щенка, приходится время от времени тыкать в собственное дерьмо, чтоб не слетали с нарезки и помнили свое место. Вот отпустили народец недавно и чего добились? Вспомнить же жутко!.. Да и сейчас немногим лучше.
— «Же-жу», — повторил Вадим едва слышно, словно пробуя звуки на вкус.
— Что? — не разобрал хозяин.
— Один мой приятель любит повторять: тружусь как пчелка — жу-жу-жу.
— Это вы к чему?
— Так просто… Продолжайте, я слушаю, — попросил Вадим с искренним любопытством. И правда, от подобных типов можно узнать столько неожиданного!
— Страха нет, — сказал Бондарь с сожалением. — Страха! Всем наплевать на все. Не осталось ничего запретного, надо всем потешаются, про Первого анекдоты травят, даже про Основателя!.. Нет уважения, нет веры, нет стыда.
— По-вашему, всего можно добиться через страх? — спросил Вадим. — А по-моему, он рождает лишь ненависть. — Заметив внезапную напряженность во взгляде репрессора, он с простодушной улыбкой добавил: — Ведь мы пока беседуем, правильно?
Не объявлять же, что он прекрасно чувствует, как с самого начала репрессор пытается пробиться сквозь его психозаслоны — на манер колдуна Михалыча из железобетонной избушки, только куда мощнее и напористей. Где он набрался этого, интересно? И как далеко зашел?
— Замечательно, что вы такой открытый, — похвалил Бондарь. — Как говорится, душа нараспашку. Значит, и по другим темам проблем не возникнет.
— Давеча я проходил собеседование в КБ, — доверительно сообщил Вадим. — Наверно, вы уже затребовали результаты у режимников?
Бондарь усмехнулся.
— Эти дурни полагают, будто детектор не обмануть, — сказал он. — Но ведь мы с вами — люди умные, верно?
Вадим скромно промолчал.
— Вы ведь интересовались историей? — продолжал Бондарь. — Представьте, я тоже. И обнаружил там массу полезного. Оказывается, и века назад люди боролись за правду. А средства для добывания истины…
— Для выбивания, — пробормотал Вадим себе под нос, однако на этот раз Бондарь услышал.
— Можно сформулировать и так, — кивнул он. — Хотя термин «выбивание» слишком узок. Существовали ведь и пытки огнем, под ногти там чего-то загоняли… Негуманно, согласен, — так ведь не надо врать!
— Пытливые люди.
— Что?
— Пытливые — от слова «пытка».
— Это про нас? — Бондарь рассмеялся. — Что ж, рад за вас: вы еще способны каламбурить. Хотя в
