дуплецо», — разве в этом измена? Но чем могло обернуться слияние душ, дополняющих друг друга настолько? Вон, поддался на Юлькины уговоры — и где она теперь?
«Я приношу людям несчастья, — покаянно думал Вадим. — Притягиваю их, точно одинокое дерево — молнии. Но от моей дубленой шкуры они отскакивают и рикошетом поражают ближних. Что ж мне, поселиться в лесу, как Михалычу, и никого не принимать?»
Однако Кире досталась от него полная мера — тем более она и впрямь оказалась «на взводе». Раз за разом девушка взлетала на гребень, стеная и плача, и сил у нее хватило надолго, прежде чем волны пошли на спад — и то благодаря искусному дирижированию Вадима, словно бы разливавшему по ним масло. Если бы не это, Кира могла войти в резонанс, когда жизне-сила стекает в разверзшуюся яму, точно в прорву, — и тогда неизвестно, спасли бы гардейку редкое здоровье и профзакалка.
Затем он перенес обессиленную девушку в постель, уже разложенную на диване, и лег с нею рядом, уступая настойчивым рукам.
— Ну хорошо, — пробормотала она, засыпая, — за сегодня ты отработал. Но вот завтра!..
Завтра, усмехнулся Вадим. Что будет завтра — продолжение этого затянувшегося на годы сна? А не пора ль проснуться? Все ж не Илья Муромец — по тридцать лет на печи сидеть. Что-то в мою конструкцию забыли вставить… может, фитиль?
Он и сам прикорнул, однако недолго, — эта потребность становилась у него все слабей, теперь Вадим возрождался с быстротой полуночного вампира. К тому же рядом — слишком близко, слишком в обнимку — дышало распахнутое сознание.
Начинается! — подумал он с недовольством. Уж помассировать нельзя, чтобы не влезть в душу. Оно мне надо? Вообще хоть кому-то? Бедная девочка! Ей так хочется казаться профи.
— Послушай, — позвал он негромко. — Кира, ау!
— Ну? — сквозь дремоту промямлила та. — Чего тебе, а? Непокойный…
— Откуда ты взялась — знаешь?
— Чего? — повторила она уже внятно. — Ты о чем?
— Ну, кто твои родители?
— Детдомовские мы, — отрезала Кира. — Спи!
— Уверена?
Отстранившись, она подняла голову, глянула на Вадима в упор.
— В чем дело, партнер? — спросила, с прохладцей. — Может, бумагу показать?
— Успокойся, тебе я верю. Но…
— Ну что?
— Доверяешь ли ты сама своей памяти?
— Господи, Вадим! Меня забрали из детдома лет в пять. Не в семью, нет — в спецшколу, где дрессировали до недавних пор, точно какого-то ниндзю. И вся биография! Много ты сам помнишь о том нежном возрасте?
— Я — много. Но это мои проблемы.
— По-твоему, у меня ложная память? А с чего ты это взял, интересно?
— Ты расслабилась, — объяснил Вадим. — До самых глубин, даже перегородки поплыли. А я был настроен на тебя — ну, во время массажа. И потом, наш телесный контакт… Тут не захочешь, а услышишь.
— И что?
— Вообще, не люблю соваться в чужие дела…
— Ну дальше, дальше! Хватит оправдываться.
— У тебя на памяти блокировка, — решился он. — Знаешь, как в компах: «доступ к секретным файлам ограничен». А может, и вовсе закрыт — не разобрал. По-моему, это касается первых твоих лет.
— Выходит, ты различил за блоком хоть что-то? — спокойно заметила девушка. — Ну давай, верзила, пали!
— А не боишься?
— Собственно, чего? Как говорится, терять — нечего. Вот если б я была законной наследницей Первого… Вдруг и вправду? — оживилась она. — Вот был бы финт — как в глупейших Студийных сериалах!
— Нет, — прикрыв глаза, возразил Вадим, — с Первым ты не в родстве. Хотя некая связь ощущается.
— С чего бы? — хихикнула Кира. — Уж не на него ли я работаю? Провидец, ну!
Кажется, ее это забавляло — или делала вид. Сейчас Вадим больше зондировал собственную память, куда записал недавние впечатления. Да и Кира уже проснулась, успев восстановить оградительные перегородки.
— Я ведь имею в виду первые годы, — напомнил он. — Или ты в сексотах с пеленок?
— Хорошо, а кто тогда мой отец? Не видишь?
— Такое чувство, будто знаю его. Точнее, знал — давно. Может, и вспомню, когда переберу всех.
— Мать?
— По-моему, ее уже нет. Мне так кажется.
— Не густо, — вздохнула девушка. — Что-нибудь еще?
— Похоже, у тебя имелась сестра. И брат… как будто. Или вторая сестра — не разберу.
— Они-то живы?
— Я ж не волшебник, — с извиняющейся улыбкой сказал Вадим. — Учусь только. Понимаешь, у каждого человека свой круг подобия…
— Дальше не продолжай — наслышана.
— Но есть и другой круг — внутренний. Круг любви, где бушуют главные «страсти Господни». Где за каждого готов жизнь отдать или, по крайности, ею рискнуть.
— Таких не осталось, — уверенно сказала Кира. — То есть по долгу службы я, конечно, рискну, но при чем здесь любовь? — И тут же съехала на прежнее: — А хочешь, попробуем с тобой?
— Вообще, дилеммка занятная, — произнес Вадим. — Что выше: долг или любовь? Я не спрашиваю, что победит, — у каждого это решается по-своему, в зависимости от прочности связей.
— А вот ежели слон схватится с китом, — тоненьким голоском вставила она, — кто переборет?
— Именно, — усмехнулся Вадим. — Но если сыщется кто-нибудь из твоих родичей, проблема может всплыть. Или кто-то из круга подобия переберется в ближний.
— И я его «возлюблю»? — хмыкнула девушка. — Или довольно дружбы?
— А ты видишь разницу?
— Родство душ, да? Превосходно!.. Тогда еще вопросик, из свежих: может ли девушка дружить с парнем? И в каких пределах?
— Сама решай.
— Интересно, как — опытным путем?
— Кстати, есть и такие, у кого круг подобия совпадает с внутренним, — добавил Вадим. — Но это уже святые — не по назначению церквей, по сути. Или наоборот, полное зверье — когда подобие ограничено родичами.
— У тебя на попов зуб? — поинтересовалась Кира.
— Не терплю чинуш и формалистов. А когда это вместе… Знаешь, церковники неоригинальны даже в заблуждениях. Как они возводят свои знания в абсолют, так и Порядок стремится утвердить себя навечно… Еще не терплю монополий, на божественное в том числе. Это развращает одних и осложняет жизнь прочим.
— Слушай, — внезапно спросила девушка, — а что было у тебя с Эвой?
На секунду Вадим опешил, затем вспомнил: маячок, ну конечно! Оказывается, то была не просто пикалка, и все откровения у Бондаря уже записаны куда следует. И прослушаны, и проанализированы. Чтобы в нужный момент выстрелить в размягшего клиента, исторгнув из него новые признания.
— Lamour, — сказал он небрежно. — Или amor. Или love. В общем, сплошное безумие.
