— Что, поменялась конъюнктура?
— Нет, наскучило. Да и на что мне больше?
— Как странно ты выразился, — заметила Энни. — «Пользованные машины»… Или это сейчас в струю?
— Что, не звучит? А ведь прямой перевод с английского — «used».
— По-моему, тут есть подтекст.
— Не без этого, — улыбнулся Геральд. — Можешь записать меня в суеверы, но машина не просто набор железок, слепленных по чертежу. Уж поверь: я знаю предмет. Личность владельца накладывает след, что бы там ни болтали теоретики. А садиться на чье-то место все равно, что надевать… то самое.
— Многие и женщин не любят… подержанных. По той же причине, да?
— Ну, если женщиной впрямь владеют… Но за одну ночь это не происходит. Да и за сезон — вряд ли. Вот разве за год.
— А за семь месяцев? — осведомилась она серьезно, словно имела в виду себя.
— Зависит от интенсивности, полагаю. Точнее от того, насколько дамочку подминают.
— Женщин тоже коллекционируешь? — спросила Энни.
И, в общем, попала в точку — по крайней мере, не сильно промахнулась.
— Будем ревновать, да?
— Ну, какие у меня права!..
— Да уж, лишних прав вам лучше не давать.
Выдержав паузу, Геральд сказал:
— Знаешь, не люблю притуплять ощущения. А ведь стоит не поупражняться с неделю, как то, что вытворяет мужчина с женщиной, оставшись наедине, начинает казаться таинством. Ну вдуматься, а? Еще недавно мы едва соприкасались руками— и вдруг пытаемся слиться в одно, смешаться телами!.. Это ли не священнодействие?
— А как назвать то, что вытворяет мужчина с мужчиной?
— Ну, это святотатство! — усмехнулся Геральд. — За такое следует отлучать от истинной веры. Впрочем, они уж отлучили себя сами… глупцы.
— И все-таки, часто ли ты меняешь подружек?
— Есть у меня изъян: не могу долго обходиться без женщины. Точнее, не хочу — слишком это гнетет. Конечно, можно изнурять себя тренингом…
— Видимо, у тебя переизбыток тестостерона, — предположила Энни. — Даже скорее всего — судя по моим ощущениям. Странно, что ты не полысел… А почему считаешь это изъяном?
— Потому что иногда лучше побыть одному. Подворачиваются ведь такие экземпляры!.. Но с тобой мне, кажется, повезло.
— Так, — сказала она, словно отметила что-то в своем кондуите. — Наверно, и азартные игры любишь?
Геральд рассмеялся — негромко, зато от сердца. Опять Энни угадала.
— Для меня это чересчур — действует, как наркотик, — признался он. — Пришлось оставить, пока не затянуло. Видишь ли, когда ценой секунды может стать миллион… И ведь понимаешь, что суета!
— Ничего себе, — пробормотала Энни. — Мне бы кусочек от той суеты.
— А если на другой чаше — жизнь? Согласишься сыграть?
— Собственно, что мне терять?
— Эх! — огорчился Геральд, чуть не прибавив: молодежь. — И когда люди научатся ценить, что имеют? Вокруг столько радостей, маленьких и больших, столько непознанного!..
— Хорошо глядеть на мир с твоей колокольни, — вздохнула женщина. — Предварительно утомясь коллекционировать машины.
Геральд насмешливо фыркнул.
— Тянет на авантюры? — спросил он. — Ну, за ними дело не станет. Слыхала про здешнее зверье: крысок запредельных размеров, морских чудищ, оснащенных лазерами, прочих небывалых тварей? Вот из чего собрать бы коллекцию — цены б не было!
Чуть заметно Энни напряглась под его рукой, зашевелила лопатками.
— Разве это не вымысел? — спросила она.
— Сперва и мне казалось так — пока не присмотрелся ближе. По натуре я парнишка азартный, но свои затеи привык готовить с тщанием. И стоило ковырнуть мешок, как из него столько посыпалось!.. Тут, в этом городке, еще цветочки, а центр аномалии приходится на губернскую столицу. Думаешь, почему туда стремится столько народу? Притягивает, говорят, — даже понятие возникло: «слышать Зов». Правда, добраться до конечного пункта хватает духа не у всех.
— И тебя тоже притянуло Зовом?
— А у меня всегда ухи на макухе, — ухмыльнулся Геральд. — И уж я, в отличие от многих, знаю, чего хочу. Зверюги — что!.. Там есть вещи куда занятней.
— Расскажи, а? — попросила Энни. — Будь таким добреньким.
— Про всё? А спать когда?
— Ну, хотя бы начни.
И женщина поменяла позу, чтоб видеть его лицо.
— Прежде, до возвращения губерний, эта местность звалась краем, — начал Геральд. — Как ни забавно, теперь она оправдывает такой статус. Именно край, даже не государства — планеты. Здесь Приграничье, к тому ж покруче Дикого Запада, поскольку граничит черт знает с чем — может, и с Преисподней.
— Шутишь!..
— В мои годы на такие темы трудно острить.
— А сейчас ты говоришь, точно старик.
Усмехнувшись, Геральд поцеловал ее в висок.
— Как пишут в объявлениях: «девушка желает познакомиться с солидным щедрым мужчиной для приятного общения». Вот я как раз такой: не лысый, но уже поседелый. А жизнь гарантирую не хуже своей — разве это не щедрость?
— По-моему, это пишут шлюхи.
— Боже, что за обороты!
— Хотя кто ныне не продается…
— Ну, такие наверняка есть — не надо всех под один гребень. Хотя речь об ином… Скажи, тебя не страшит смерть?
— Что? — удивилась она.
— И старость, и немощь, — продолжил Геральд. — Пока я мужчинка в соку, но перевала уже достиг. А дальше что: тропка под уклон? Все ниже, ниже… Затем обвал— в небытие. Будто и не было человека. Вспорхнул, прокукарекал, сколько успел, и сгинул навеки.
— Разве ты не веришь в бессмертие души?
— «Веришь»! — фыркнул он. — Это не для меня. Доказательства — где? Кто-нибудь вернулся оттуда? Ага, Христос… Если и вернулся, ко мне не приходил. А ведь какой разговор мог бы состояться!
Геральд даже засмеялся, представив такую встречу.
— Ну, и к чему твой вопрос? — вернулась Энни к реалиям.
— Да к тому, милая, что я не прочь перенести окончательное разрешение этой дилеммки: насчет бессмертия души, — как можно дальше в будущее. А до тех пор пожить на грешной земле.
— По-твоему, это возможно? То есть не в отдаленной перспективе, а сейчас, здесь?
— В том и суть. За этим многие и ломанулись туда. Но захотят ли они платить полную цену?
— А ты? — спросила женщина.
— Вот я предпочел бы не платить, — ответил он. — Поскольку ценой как раз и может стать жизнь — настоящая, полнокровная. И тогда на что мне такой срок? Уж лучше небытие, чем прозябание.
— Значит, и байки про вампиров высосаны не из пальца? Ну, это уже не просто двусмысленность — скабрезность!
— Отнюдь, — хмыкнул Геральд. — Кажется, из любимых словцов нового дворянства.
