подавай — ишь! А дерьма искушать не угодно?
В выражениях губернатор себя не стеснял, своих противников крыл почем зря — и впрямь «верный ленинец». А как умеет сплачивать вокруг себя стаю!.. Любой главарь позавидует.
— С вольницей пора кончать, — бросал хозяин, точно с трибуны, и при этом энергично рубил воздух. — Хватит, порезвились!.. Довольно каждому грести под себя, общественные нужды должны выйти на первый план. Кто, если не мы, позаботится о народе? Люди ж — как малые дети.
В Аскольде крепло подозрение, что большинство этих фраз он уже слышал — в трансляциях, на сборищах разных уровней. Словно бы Алмазин, не мудрствуя, заимствовал фразы, где только мог. А заодно и сам делился мыслями, какой хочет видеть Россию, — прямо поветрие. Хотя иногда его уносило в такое, что не понять: то ли Клоп бредит, то ли придуривается. То ли впрямь идиот.
Но мало-помалу речи Алмазина делались конкретней.
— Пора устраивать Большую Чистку, — говорил он. — Помните Мойдодыра? Мочалок командир, вот именно! И каждому придется выбирать, то ли он станет чистить, то ли его… хи-хи… станут.
И наконец, речь зашла о главном:
— Как говорится, у нас товар, у вас… э-э… купец, да? Точнее сказать, налаженные каналы доставки и сбыта. В наше время они значат едва не больше производства — видите, я с вами откровенен. И если поладим, вы сможете преуспеть в масштабах, несравнимых с прежними.
— А почему вы обратились ко мне? — помедлив, спросил Аскольд. — Ведь есть рядом и другие… скажем, Грабарь.
— Ваш… э-э… коллега слишком негибок, понимаете? Тут нужен человек решительный, разворотливый. Вот вы умеете работать. Как с Калидой разобрались, а? Чувствуется почерк мастера. Тогда ж и Носач сгинул, вместе с ближними родичами. Сбили на самом взлете, и — никаких следов! А кто уцелел, быстренько примкнул к вам. Теперь с вами может состязаться разве старый Грабарь. Но мы поможем убедить его и прочих… э-э…
— …коллег, — хмыкнул главарь. — А что за «товар»: ходовой?
— О-о, по высшему разряду! С руками оторвут, будьте покойны. Образцы можем предоставить хоть завтра.
Аскольд даже глаза прикрыл, чтобы не выдать себя их блеском. Вот он — мой шанс, подумалось ему. Сколько я дожидался!.. На таких делах и наваривают миллиарды.
— Оружие, да? — решил проявить осведомленность. — Из тех, что плюются молниями.
Алмазин поглядел на него с уважением, но подтверждать или опровергать не стал. Аскольд усмехнулся понимающе.
— А еще, верно, леталки на антиграве? — прибавил он.
— Ого! — оценил губернатор. — И о них знаете?.. Но я про это не говорил, — спохватился он и хихикнул: — Вообще, мало ли что мелькает над головами? Лишь бы не гадили.
— Дело-то нешуточное, — сказал Аскольд. — А куш такой, что многие потянутся. Федералов не собираетесь привлекать?
— А зачем нам федералы? Край здесь благодатный, порты имеются, даже на суше граничим не с одной страной. Так что блокада не страшна, а против введения войск найдутся средства. Еще месяц-другой, и мы сможем диктовать условия кому угодно.
Звучало это убедительно. Правда, сами федералы могли думать иначе.
— Но пока сила за ними, — возразил главарь. — А там тоже есть умелые игроки — столица все ж таки!
— В этих играх побеждает тот, кто играет не по правилам, — наставительно произнес Клоп. — Точнее — вовсе без правил. Вспомните историю, хотя б и нашу. И почему на ней никто не учится?
— Ну почему? Скажем, о Наполеоне я…
— Читайте социалистов, — перебил Алмазин. — Там все есть.
— Национал или большевиков?
Подумав, губернатор ответил:
— Всех.
Хрунов давно обмяк, смежив глаза в щелки, и будто дремал, чуть слышно посапывая, — сказывался опыт. Но при этом наверняка не пропускал мимо ушей важное. И черт с ним.
— Все-таки я не понял, Аркадий Львович, — сказал Аскольд. — Вы что же, надумали отделяться?
— Чтобы заделаться в нашей деревне первым парнем? Родной мой, я не плаваю так мелко, я — глубоководный зверь, к тому ж из самых крупных… навроде кархародона. И на аппетит не жалуюсь. Там, — Алмазин ткнул пальцем вверх, — мне потребуется команда. А уж я доберусь туда, будь спокоен. Вопрос в том, с кем мне окажется по пути, а кого…
В этот момент дверь отворилась, и в кабинет проник новый персонаж. Видел Аскольд его впервые, но сразу признал Луща, шефа губернских «бесов».
— Вот и наш оплот! — обрадовался Клоп. — Можно сказать, главный врачеватель народных недугов.
Уж это точно, прибавил Аскольд мысленно. Можно даже сказать: хирург.
«Оплоту», видно, досталось в молодые годы. (Пытали его, что ли? Ага, в царских застенках.) Выглядел он едва не горбатым, к тому ж скособоченным, будто под изрядной тяжестью, а при ходьбе ковылял так, точно хромал сразу на обе ноги. К сморщенному личику прилипла улыбка — похоже, неподдельная, — глаза оживленно блестели. Чувствовалось, что служба ему в охотку.
— Вот пример человека на своем месте, — заметил и Алмазин. — Уж Агий-то Геннадьевич к работе относится с душой.
Лущенко устремился к свободному креслу, не без труда водрузился на сиденье, огляделся заинтересованно. Даже в сравнении с Клопом он выглядел карликом. Да и кто рядом с Лущом не покажется верзилой?
— А много ль работы? — поинтересовался Аскольд.
— Ой, хватает, — застенчиво признался малыш. — Знаете, все-таки не любят у нас порядок. Кто постарше, хотя бы бояться не разучились. Но вот молодежь остеречь… Видно, каждому надо ожечься самому.
— Почти все по младости возмущаются тиранией, — выдал Алмазин. — Некоторые даже бороться пробуют, призывают низвергнуть. Пока сами не распробуют власть. И вот тогда мозги встают на место. Что характерно: ни один революционер не произошел из царевичей. — Вскинув палец, он торжествующе оглядел слушателей. — Зато сколько там обиженных!..
Аскольду вспомнилась байка про Дракона, любимая Шатуном. Что ж, иногда и самого Дракошу послушать невредно.
А еще лучше — примерить на себя его шкуру. Хоть и опасно, говорят. Но мало ли что болтают?
Тут дверь опять открылась, и в комнату вступил митрополит Ювеналий — эдак по-простому, точно к приятелю заскочил. Выглядел он молодцевато, будто строевой офицер, шагал размашисто. Без лишних церемоний подсел к столу, с любопытством посмотрел на гостя. Ну вот, еще один оплот подоспел — главный губернский идеолог. Как же без идеалов? Не одни, так другие — свято место не пустует.
А вдохновленного возросшей аудиторией Клопа опять понесло, словно полноводной рекой. Вернее, он сам смахивал на поток, который не остановить простому смертному, сколько ни тужься. Смысл уже не играл роли, но некоторые фразы цепляли сознание, запоминаясь против воли. Среди прочих корябнула это:
— Слыхал байку про воробья, корову и кошку? Там главная мораль: «Коль сидишь по уши в дерьме, не чирикай!»
Несмотря на кабинетную прохладу, Аскольда прошиб пот. Возникло ощущение, будто угодил в западню. Этот безудержный говорун постепенно захватывал над ним власть, точно набрасывал крючок за крючком — крохотные, едва ощутимые. Но когда счет их идет на сотни… Что там учудили с Гулливером лилипуты, когда застукали спящим?
Единственный якорек оставался рядом — Мила. Уж она не предаст, будет драться за него до
