— Кажется, вы хотели беседовать? — напомнил я. — О девицах, татуировках, летающей посуде… А, Федор Борисович?
Конечно же, я узнал Шейнина сразу, запомнив по мельканиям на центральных каналах, где он весьма убедительно и убежденно толковал об угрозе инопланетного вторжения, приводя факты, демонстрируя фото, ссылаясь на многих свидетелей. Излагал грамотно, но без особой легкости — и вовсе не то, что волновало меня сейчас. По-моему, он не там искал. Или не искал вовсе, а лишь подсунул мишень таким вот любителям охоты, как Богдан с Аркашей. Благодаря его стараниям или по иной причине, но волна назревала нехилая, почти сравнимая с движением нашистов, а Шейнин оказался на гребне. И странно было встретить его тут, во главе боевой тройки, — тем более, обитал он в столице, где размещалась главная база тарелочников. Впрочем, Шейнин и в студии не выглядел кабинетным шаркуном.
— Даже так? — его губы тронула улыбка. — Значит, ты один из них?
— Федор, ты не прав! — сказал я без обиняков. — Откуда такая скоропалительность?
— Ну, раз ты меня знаешь…
— Не хошь светиться, неча кривляться в ящике, — отрезал я и вовсе грубо. — Уж смирись со своей славой.
— Потом, ты подвернулся так некстати…
— Это как посмотреть, — пробурчал я. — С чьей колокольни.
— …и действовал так умело.
— И о чем это говорит? Ну, напрягись!
— Что ты заодно с… этой. Ты — такой же.
— Мимо, — хмыкнул я разочарованно. — Ты всегда попадаешь пальцем в небо? Тем хуже для баранов, которые за тобой идут.
По лицу Аркадия пробежала судорога, будто он нашел бы, чем возразить. Но Шейнин снова сдерживающе щелкнул пальцами и сказал:
— Ладно, твоя версия?
— Не допускаешь, что я тут затем, зачем и вы?
Тарелочник качнул головой:
— Ты позволил ей сбежать.
— Потому что не хочу делиться. А ты бы на моем месте убил? Тоже мне, СМЕРШ! Она нужна вам живой, верно? Чтоб поспрашивать как следует, изучить… глубоко.
— Ты мог бы примкнуть к нам.
— Ха!.. Не много ли на одну малышку?
— То есть?
— Я не охочусь в стае, — сообщил не без чванства. — И потом, вдруг она захочет откупиться? А ведь найдется чем, правда?
Я уже понял, что Шейнин попросту тянет время, ожидая подмогу. Как ни впечатлила его расправа над Богданом, меня он не боялся. Однако упустить не хотел. Вдвоем меня не заломать — я же не хрупкая девица, за которой они гнались, вдобавок умею кое-чего. Но стоит сюда завернуть еще троим…
Откуда ему было знать, что один вход в этот закуток охраняет «болид», в любую секунду готовый открыть заградительный огонь, а над двумя другими зависло по «стрекозе». Так что врасплох меня не застать.
— Ведь ты предатель, — заклеймил Шейнин со сдержанной, но страстной убежденностью. — Пособник чужаков, нелюдей!.. Враг человечества!
— Вообще я работаю на ЦРУ, — произнес я задумчиво. — Это как, допустимо? Вы за всех людей или только за местных?
— Издеваешься? — догадался он.
— Смешные вы ребята. Или больные? Высосали из пальца инопланетян и надеетесь, что в это поверят. Ну какие у вас факты? Только не говори про чутье, ладно? Если и меня записали в пришельцы…
— Нас тысячи! — выкрикнул Аркадий, наконец прорвавшись. — Двенадцать тысяч настоящих бойц…
Не глядя Шейнин выхлестнул руку, ударив его по губам, и очкарик заткнулся. Видимо, цифру он выдал близкую — уже кое-что. Тупарей-то набежит и больше, но если все выдрессированы, экипированы…
— Как этот? — кивнул я на поверженного Богдана. — Да хоть двенадцать миллионов!
— Ты что же, ослеп? — спросил Шейнин. — Не видишь, какая она? Или опять дурака валяешь?
— Дураков, — поправил я. — Ну, какая?
— Безупречная. Словно киборг.
Вот как, выходит, не одному мне она кажется совершенной?
— А пару веков назад окрестил бы ее ведьмой? Умеешь ярлыки наклеивать!..
— Ты хоть приглядывался к ее коже? Ведь мы не первый день за ней следим, у нас есть записи.
— И что?
— Ни родинки, ни лишнего волоска.
— И что? — повторил я. — Подумаешь! Я тоже вывел у себя лишнее.
Хотя фактик вынуждал задуматься — не все же такие чокнутые, как я. Но киборг? Я рассмеялся: надо быть слепым, чтобы не видеть, насколько она живая. Да рядом с ней все — мертвецы!..
— А ее волосы? — вопросил Шейнин. — Знаешь, сколько их должно быть, чтобы образовалась такая грива?
— На тебя не угодишь. То волос недобор, то слишком много.
— А голос? Такой диапазон бывает у единиц.
— Так ведь бывает же?
— И всё — в одной?
Глаза Шейнина разгорались, против воли он втягивался в спор, уже забыв, что лишь тянет время. «Азартный, Парамоша!..» Вообще я мог прибавить к перечню многое — взять хотя бы ее последний прыжок. Но его тон вызывал у меня неприятие независимо от смысла.
— Не пойму, — сказал я. — Ты что, завидуешь? Ну, не твоя «Маша» — так все равно же «хороша»!
— Собственно, дело даже не в ней… То есть не только.
— А в чем еще?
— Раз ты следил за ними, должен был заметить странности в их оснастке.
— Например?
— У них есть защитные поля. Совершенно непроницаемые.
— Так уж и совершенно!..
— А если есть защита, наверняка припасено оружие. Представляешь, каким оно должно быть?
— И чего же девочка не бластнула по вам из своей пушки?
— Этим она выдала бы себя. Без крайней нужды чужаки не носят с собой улик.
— Лучше сказать «чужие» — aliens. Вызывает ассоциации.
Слишком щедро делился Шейнин сведениями — это начинало тревожить. Такими откровенными бывают с друзьями… либо с кандидатами в покойники. Дружба у нас явно не клеилась. И что остается?
— Как ни называй, смысл один: чудища. А мы с тобой пока что люди.
— Это как посмотреть, — возразил я. — А чудища — что же… Вдруг среди них затесался очарованный принц?
— Может, и лягушек подряд лобызаешь? — съязвил он. — Или у тебя иная ориентация?
— Зоологическая?
— Половая. Раз тебя больше волнуют принцы, чем царевны.
