светящихся рамках. Как у Мюнца, на них фигурировали пейзажи, но отнюдь не суровые. К тому ж они не являлись топографией — это были настоящие Окна, позволявшие владельцу наслаждаться самыми пленительными уголками планеты.
Атмосфера была холостяцкой, но иногда, судя по всему, сюда допускались счастливицы — хотя вряд ли надолго. Хорошо, если затем их просто изгоняли, а не пускали на корм, точно надоевшего петуха. Или не сплавляли по Пирамиде вниз, этаж за этажом.
Ныне жилец пребывал в одиночестве: то ли женщины ему наскучили, то ли как раз подбирал себе очередную игрушку. Облачившись поверх лат в шелковый халат, он развалился в пышном шезлонге, прихлебывая вино из узкого бокала, и будто смотрел домашнее кино, пуская изображение на полированную стену. Если колдуна и можно было узнать, то лишь по внутренней сути, мало подверженной Текучести. И этот брат был сейчас громаден и могуч, вовсе не напоминая прежнего задохлика.
— Бог мой, Бажен! — изумился Вадим. — Он тоже здесь, главный наш коммунар. Ничего нет святого для этих аспидов: религию замарали, коммунизм опошлили!..
Выяснилось, что для связи с коммунами использовались не только подземные ходы — по тем лишь доставляли рабов, персонал, оборудование и забирали урожай. Но без «хозяйского глаза» не могли обойтись даже вампиры. В отличие от младшего брата, Бажен пользовался особым Окном, с блуждающей выходной рамой, — нечто вроде волшебного зеркала, показывающего что пожелаешь, а при надобности отворявшегося в любую точку. Наверно, его дальность ограничивалась Бугром, но большего и не требовалось. Бажен мог контролировать плантаторов напрямую, пресекая попытки урвать лишнее. Мог наблюдать и наказывать, диктовать и убивать. В любой миг из плывущего мерцающего облачка могла шибануть молния или высунуться когтистая лапа, ухватив за горло. Не говоря о том, что колдун мог просто отключить нарушителя от Силы, а для нежити это было худшим из наказаний.
Но сейчас Бажен обследовал поселок глухоманцев, готовясь, вероятно, его захватить, чтобы и этих наставить на «светлый путь». Недавних единоличников наделят бесплатными рабошлемами и расселят по утепленным ульям. Самых покладистых возьмут в прислугу, дабы к голышам-кастратам прибавить новых, влить в это унылое племя свежую струю. По ночам вампиры-плантаторы будут сцеживать кровь у строптивых и насиловать немногих упрямиц, чтоб зарядиться их ужасом. А оборотни-надсмотры, станут охотиться на сбежавших смутьянов и пожирать ослабелых рабов, как это проделывали не так уж давно пещерные огры, предки нынешних колдунов.
И себе Бажен уже присматривал ведьм, свою законную. добычу. Их было немного среди глухоманцев, затюканных; тяжким бытом, но и здесь пробивались эти ростки — непокорные, вольнолюбивые. Правда, расцветали они на краткий срок: только нальются соками и красками, как жизнь и близкие принимаются ломать, пока не оборвут все цветы. А потому искать ведьм следовало среди подростков и юниц, еще беспечных, жизнелюбивых. Наметанным глазом колдун выделял тех, кто одевался свободней и вел себя раскованней, а особенное внимание обращал на таких, кто носился по улицам едва не голышом, с веселой дерзостью огрызаясь на укоры взрослых.
Впрочем, этот поселок давно дрыхнул. Но ведьмы и спали не как другие: крутились, вздрагивали, будоражась видениями и страстями, тосковали по странному, — и, уж конечно, нагими! Сколько ни приучай их к покровам, ночью они сбросят даже тот минимум, на какой соглашаются днем. А если б на небо вернулись звезды, ведьмы скакали бы по ночной росе, купаясь в лунном сияний, и устраивали свои шабаши-гулянья, пугая заурядов.
Блуждая Окном из дома в дом, проникая сквозь бревенчатые стены и обитые железом двери, колдун и здесь разыскал странницу, только-только начавшую созревать. Пылая жаром, она поспихивала с себя драные одеяла и раскинулась на убогой лежанке, будто на царском ложе, выставив на обозрение все, чем владела. Хотя что ей было предъявлять, если на теле, ниже ресниц и затылка, еще не проступило ни волоска? Складочки да припухлости, да тощую попку? Но колдуну за этим виделось многое, и судьба девочке готовилась жуткая. А в тесной каморке, как назло, никого больше не было. Да и кто бы смог ему помешать?
Надвинув Окно к постели, Бажен протянул туда могучую длань, будто решил утянуть ведьму сейчас же. Действительно, чего ждать? «Мы не будем полагаться на случай».
— Ап! — сказал Вадим, снимая Защиту. — Не отсохнет ручонка-то?
Колдун повернулся еще раньше, чем до него донесся первый звук. Будто кадр сменили: щелк — и он уже смотрит на Вадима. Этот братец пошустрее будет! — оценил тот. И посильней, наверно. Следующее звено в цепи… и новая ступень для меня. Не слишком высокая?
— А-а, враг перемен! — узнал Бажен гостя. — Как же, наслышан!.. Встаешь, значит, грудью на пути прогресса?
То ли Глава коммун настолько вошел в роль, что день уже путал с ночью, то ли дурака валял — в его черноте не разберешь. И правда, душа чужака — потемки!
— Ты не свихнулся, часом? — спросил Вадим. — На «светлом» пути многие навернулись: то ли колдобин полно, то ли на него выходят лишь с хворым разумом.
— Эту кроху, — колдун кивнул на Окно, — я хочу спасти от нищеты и голода. Знаешь, как живут в глухомани?
— И как в коммунах — тоже.
— Каждому — да воздается, — отмахнулся огр. — И все равно последний коммунар кормится сытнее и работает меньше, чем глухоманец! Потому что наш труд — производительней.
— Чего ж селяне не бегут к тебе толпами? Дураки, видно, — собственного счастья не знают!.. Вот погуляют в рабошлемах — поумнеют.
— Через месяц выпущу их — думаешь, разбегутся? А ее, — Бажен снова указал на девочку, — поселю в хоромы, ни в чем отказу не будет!..
— А тебе — от нее, верно? Сколько раз на дню станешь ее корежить, чтобы делилась Хаосом?
— Ее все равно сломают — не я, так другие. И те даже не заплатят. Возьмут даром, на что ума хватит, а остальное затопчут по дурости. Ведь только мы видим, что это за сокровище!
— Но они «по дурости», может, и оставят чего, — возразил Вадим. — А уж ты выпьешь ее до дна, иссушишь напрочь — пока не останется оболочка. Думаешь, мало таких пакостников, охочих до малолеток, среди заурядов?
— Мы-то с тобой знаем: дело не в возрасте, — хмыкнул колдун. — По-твоему, сколько твоей Эве? Но я не променял бы ее на сотню таких соплячек!
— А вот Эва тебе не по зубам! — взъярился Вадим. — И остальной вашей шатии — тоже. Дойдет дело до царя, тогда поторгуемся…
— Вот основоположников не замай! — весело рявкнул Бажен. — Царя ему подавай — ишь?.. Никто не даст вам избавленья, и от меня не ждите!
— Да что ты умеешь? — с презрением спросил Вадим. — Молнии метать, левитировать?
— Пройденный этап, — осклабился колдун. — Этим у нас вампиры пробавляются да младший братец.
— Покойный, — прибавил гость.
Бажен замолчал и на целую секунду ушел в себя, прищурив глаза, — очевидно, окликал Седьмого. Конечно, без толку.
— Это становится занятным, — сказал он затем. — Чья работа?
— Ну, моя!
— Не врешь?
— Смысл? Теперь ты — последний в цепочке. И жизнь у тебя одна.
— «И прожить ее надо…» Как же, слышали! Те самые «благие намерения», ведущие в ад, — конечно, если не вранье. Но сколькие на них купились!..
— Опыт заимствуешь?
— Так ведь накоплено — грех не воспользоваться!.. Однако речь не о том. С вами-то что делать?
— А есть варианты?
— Значит, так, — загибая пальцы, принялся перечислять Бажен, в отличие от сумрачного братца
