склонилась над безжизненной грудой. Войдя следом, Вадим осторожно перевернул зверя на спину. Кожа на его морде ороговела, выступая по краям устрашающими наростами. Глаза потускнели, дыхание едва прослушивалось.
— И что делать? — спросил Руслан.
— Я знаю! — ответила Оксана. Торопливо она надрезала себе вену и пролила темную струйку на иссохшие губы чудища.
— Это называется кровосмесительство, — пробормотал Вадим и тоже стал закатывать рукав: — Скинемся, братья, — на бедность… А ты не лезь! — осадил он Руслана, как всегда готового делиться последним. — У тебя «гранаты не той системы». Тебе и самому не помешало б хлебнуть — после того, чем накачали тебя вчера.
Отстранив Оксану, Вадим придавил ее ранку пальцем, останавливая кровь, затем вскрыл вену на своей руке. И полилась «жива водица»!..
— И ничего страшного, — сказал он, успокаивая себя. — Обычное переливание крови. Михалыч свою где-то растерял.
— Не «где-то», — пророкотало чудище, наконец зашевелившись. — На дело пустил!
В ужасной его морде проступали знакомые черты, в уродливом теле — человечьи формы. Лишние волосы втягивались в кожу, и сама кожа делалась тоньше, возвращаясь к прежнему виду. Помедлив, Вадим убрал руку и согнул в локте, массируя порез. Не стоит слишком прикармливать зверей — потом не отобьешься.
Облизнув заляпанные губы, Михалыч добавил:
— Он подвесил ее на решетку, прямо передо мной, — думал, не стерплю.
— И разделишь кровавую тризну, так? — продолжил Вадим. — Окончательно продавшись Зверю. А ты перекачал ей свою кровь?
— Уж пришлось. Они хотели подзарядки — и получили. Только полярность оказалась иной!
Оборотень сипло засмеялся, скаля острые зубы. Даже в человечьей фазе вид у него оставался вполне зверским: клокастая борода, взъерошенная грива, массивы бугристых мышц, поросшие седым волосом. Плечища точно валуны, тулово будто кряжистый пень, ручищи как вековые корни — эдакий лесовик, персонаж росских сказок! Щеголеватый, подтянутый Руслан гляделся рядом с ним добрым молодцом. Ну, Оксана, понятно, царевна. А кто тогда Вадим — Серый Волк? Тоже занятный фрукт!..
Пожалуй, Вадим не хотел знать, была ли девушка жива, когда Михалыч затеял перекачку. К чему травить душу лишними деталями?
— Пойди расчешись, — предложил он. — Ведь смотреть жутко!..
Впрочем, ходить Михалыч еще не мог — разве ползти.
Подхватив хозяина под руки, Вадим с Русланом повели его наверх, в светелку. Но по пути тот пожелал оглядеть ночных гостей и с минуту злорадно на них любовался, ухмыляясь во всю физиономию.
— А ведь уготован стул и тебе! — заметил Вадим. — Место-то освободилось вчера. Трудно было устоять?
— Как два пальца!.. У меня ж осиновый кол — тут, — знакомым жестом колдун коснулся косматой груди и хмыкнул: — Королям не понять нормальных чувств — они свихнулись на власти и всех меряют на свой аршин. И невдомек вампиру, что это я помог дочке сбежать, завлекая гончих в капканы. Потому он и подставился так — со своими «птенцами»!
— Ну, ты не мелочишься, — хмыкнул Вадим. — За прошлую ночь мы одного Магистра едва заломали, а ты — семерых, единым махом!..
Он не стал уточнять что тот Магистр стоил любых трех из этих.
— Где-то рыскают еще двое, — возразил Михалыч, — не считая «короля».
— Все-таки странно, что вы не поддались, — заметил Руслан, к которому вернулись прежние подозрения. — Разве вы не такой, как они? Тогда почему не сработало заклятие вампира?
Проницательно глянув на юношу, космач усмехнулся:
— Я сам наложил на себя заклятие — когда ушел от людей. Это не вполне то, что требовалось Шершню.
— Он хотел накормить человечиной?
— Увлечь за порог, откуда не вернуться. Раз я не шел под Зверя добром… Это как раскаяние.
— То есть?
— Раскаяние должно идти от сердца, и в рабство влезаешь по своей воле! Я ведь и сам жрал сырое мясо, только звериное. Это — допустимое зло. Но стоит шагнуть дальше… Если б не Оксанка!..
— Ты спас ее, она — тебя, — сказал Вадим. — Так и живем!
— Теперь я поколдую, — объявил Михалыч. — У меня к этой девоньке долг.
Высвободясь из чужих рук, он проковылял к центру комнаты, больше не обращая внимания на оцепенелых Шершней. Внимательно оглядел останки, затем выдвинул из-под стола корыто, служившее для сбора крови, и принялся складывать в него искромсанные части, аккуратно снимая со стола.
— Перестань! — содрогаясь, попросил Вадим. — Все равно ее не оживить.
— Душа отлетела — это да, — признал колдун. — А тело собрать возможно, если нелюди еще не переварили мясо. А там вдруг и душа возвратится? Полетает, полетает — да раздумает.
Он выдернул меч из ножен ближнего Магистра и с одного маха снес ему голову, придержав за короткие кудри. Тут же свалил тело на пол, плечами воткнув в корыто. И опять хлынула кровь, сразу покрыв дно и быстро заливая останки. Тотчас те пришли в движение, будто облепленные невидимыми муравьями, и устремились каждый к своей цели, словно солдаты, смыкающиеся в строй.
— Еще и животы вскрывать, — угрюмо сообщил Михалыч. — Нет бы самим постараться, как самураям!
— Все, я умываю руки! — поспешно объявил Вадим. — Где у вас умывальник?
Он сознавал, что Шершни уже мертвы, — но распотрошить девять тел, чтобы восстановить одно, ими съеденное!.. Во всяком случае, на это лучше не смотреть.
А может, так и надо? — думал Вадим, вдвоем с Русланом поднимаясь в гостиную. Если уж ешь кого-то, следует быть готовым, что тебе возразят, а то и вскроют. «Отдай мое сердце!» — как говорилось в детской страшилке. И ведь придется отдавать, куда денешься?
Оглянувшись, он встретился взглядом с Оксаной, решившей не оставлять отца даже в таком жутком предприятии. И плотно закрыл дверь, сочувственно вздыхая. Хотя… ко всему привыкаешь.
— Надо за Алехой сходить, — сказал Вадим, распахивая в комнате окно. — Измаялся пацан с таким соседом!
Однако Руслана заботило иное.
— По-вашему, это правильно? — нахмурясь, спросил он. — Ну, что вытворяет сейчас Михалыч… Чего он там лепит, а?
— Даже не голема, — усмехнулся Вадим, — ибо не из глины. И не чудище Франкенштейна. Он лишь воссоздает поруганное девичье тело по изначальному эталону — возможно, даже делает его совершенней!
— Зачем — чтобы властвовать над ним? И станет оно прислуживать колдуну, исполнять его прихоти!..
С опаской Вадим вгляделся во взволнованное лицо юноши. Лишь бы тот не кинулся утверждать правду, как ее понимает, — невзирая на лица и собственные пристрастия. Разве мало народу порешили такие вот витязи — под горячую руку и высокие словеса?
— Не следует думать о людях худо, — изрек Вадим, — пока остаются иные варианты. Давно тебя самого поливали Шершневой кровью?
— Но об этом типе такое говорят!..
— Наверно, Николь? — Вадим с презрением хмыкнул. — Нашел источник!.. Не отравись по молодости.
— И другие сказывали: он над Оксанкой такое творит!..
— А почему не спросить у нее?
— Как же, ответит она!..
