него камни не стали — остереглись на всякий случай. Просто перестали монаха замечать, словно к нежданно свалившемуся богатству он не имел касательства.
Но Светлан и не хотел к себе лишнего внимания. Закончив с разделкой, он прогулялся по берегу к чистой воде и тщательно омыл тело, с макушки до ступней забрызганное липкой кровью, а заодно простирнул сутану. Отжав ее насухо, придал себе благочинный вид и мерной поступью вернулся к дому Альбы — кстати сказать, не такому маленькому и вполне уютному, хотя без излишеств. Располагался он с краю поселка, единственной дверью повернувшись к морю. А перед ним, на прибрежном песке, соорудили навес, где целительница, видимо, принимала болящих. И здесь же, на свежем воздухе, она готовила снадобья, даже трапезничала — если позволяла погода. Ограды вокруг дома не было, но от нескромных взглядов навес защищало строение.
Пока Светлан трудился, нагоняя трепет на зевак, целительница тоже времени не теряла и ужин устроила королевский — судя по ароматам. Общему сумасшествию она не поддалась, даже отказалась от шматочка (размером с теленка), предложенного Светланом, а свои кушанья готовила из прежних запасов. Наверно, кракена впрямь не следовало есть — хоть он и большая сволочь.
Стол хозяйка накрыла в той же весьма условной беседке, для чего из дома пришлось вынести едва не всю мебель — похоже, женщина избегала проводить лишнее время в стенах. Кроме самой Альбы, компанию гостям составили несколько поселковых сирот, привечаемых «колдуньей», и давний ее приятель Жак по прозвищу Кувалда — звероватого вида кузнец со скособоченной фигурой, но очень сильный по человечьим меркам, а потому чтимый недругами. Обитал он на отшибе, не особо скучая по селянам, а повидал на своем веку довольно, чтобы насквозь пропитаться желчью, — похоже, шрамы искорежили не только его лицо.
К столу Светлан явился последним, а потому ему не осталось иного, как усесться во главе, на заготовленное для него кресло, наскоро сколоченное Жаком из дубовой колоды и подвернувшихся брусков. Самый почетный из гостей, ага!.. Немножко зная Альбу, можно было углядеть в этом насмешку. Все ж круглый стол, затеянный королем Артуром (не нашим — другим), свободным людям годится лучше — эдакий росток демократии в темном средневековье. Жаль, сия придумка не получила распространения, а вспомнят о ней лишь через века.
Есть Светлану по-прежнему не хотелось, но из вежливости он отведал блюд. Альба впрямь готовила изумительно. Такую стряпуху в любом дворце примут с почетом, но, видно, ее не тянуло туда. Со всей душой ублажать нахлебников, прорвавшихся к кормушке, — тут требуется… э-э… призвание.
Покачав головой, Светлан произнес:
— Я и сам кухарю нехудо, но такого!.. Возьмешь в поварята?
— Где уж равняться с тобой, — ответила женщина, усмехаясь. — Ты вон с одного удара накормил целый берег.
— Положим, ударов было восемь, — возразил он. — Не считая тех, что наносил по мертвому щупальцу.
— Не порти песню, святоша, — проворчала Лора, нехотя отвлекаясь от еды. — Может, это первая строка в сложенной о тебе балладе.
— Не приведи бог, — содрогнулся Светлан, — прославиться как мясник!..
— Скорее как охотник. Они тоже разделывают добычу.
— Не люблю ни охотников, ни даже рыбарей — слишком легко со зверушек они переключаются на людей.
— Нашел зверушку: кракена! — фыркнула Лора. — Кстати, скольких там накормил Иисус? Ты еще не переплюнул парня? А начал с Моисея — когда раздвинул воды Русалочьего озера.
Повернув голову, Светлан глянул на море, людям средневековья, наверно, представляющееся бескрайним — примерно как космос для их отдаленных внуков. Над ним продолжал гулять ветер, гоня низкие тучи. Но поскольку дул он от суши, волны на берег накатывали некрупные — при таком волнении пляжи не пустеют. Или здесь еще не додумались до пляжей?
— Зачем раздвигать воду, когда можно пройтись по ней, — сказала Альба, не прекращая подкладывать в тарелки. — К чему лишний расход?
Светлан уже оценил, как она умеет работать: каждой рукой будто управлял отдельный человек, что повышало производительность вдвое, — при этом домашние хлопоты совершенно не отвлекали Альбу от разговора (как, видимо, и от мыслей). А еще он обратил внимание, как тщательно она промывает продукты — куда королевским поварам! Уж здесь за гигиену можно не волноваться.
— Потому и живешь у берега, чтоб сбежать при опасности? — спросил он. — Полезное свойство.
— Каждый выкручивается как умеет, — усмехнулась женщина. — Я ж не умею летать. И под водой не гуляю, как иные.
— Зато глубоко глядишь, — заметил Светлан. — Никак ведунья?
На это Альба промолчала. Вместо нее ответил Жак — хриплым медвежьим басом:
— Она вправду знает больше, чем зрит. Да не всем кажет.
— Умных не любят, — согласился Светлан. — А тебя, дядя, случайно не ругают оборотнем?
Жак скривил жутковатое лицо и хохотнул — будто зверь рявкнул. Но сироты, уткнувшиеся в тарелки, и ухом не повели, давно отвыкнув его бояться. Все ж в некоторых вещах дети разбираются лучше взрослых.
— Вот наши рыбари напротив: пучатся, да не видят, — прорычал кузнец. — А на беззнании кормятся придумками. К тому ж измышляют дурости. Умишки-то — куцые.
— Можно подумать, ты не давал повода!
Жак снова рыкнул — взамен смешка.
— Ну ясно, умею кое-что, — признал он. — Со зверьем поживешь, и сам зверем заделаешься. А если берусь за что… У прочих-то кишка тонка — свое нутро выпустить наружу.
— По-твоему, дело в кишке? Чтоб озвереть, много смелости не надо. А сила как раз в том, чтобы остаться человеком — в любых условиях. Конечно, когда нормальные чувства отморожены…
— Ведь у самого череп аж блестит — а когда последний раз брил? Выходит, не даешь волю волосьям, запретил им казаться на свет..
— Думаешь, больше не вырастут? — с беспокойством спросил Светлан. И останусь навек плешивым, ага. Так и в анналах запишут…
— Не подкалывай, — оскалился кузнец. — Знаешь, к чему веду.
— К тому, что и я — немножко трансформер. Но это ж совсем не то, что оборотень. Уж он меняется не только снаружи.
— Да кто вникает в мелочи? В суть-то надо уметь глядеть — вон как Альба. А на побережье она одна такая.
— Ведь каждый себе — главный судья. Зачем оглядываться на других?
— А говорил, не любишь проповеди, — заметила Лора с ухмылкой. — Только пусти!..
— Э-э… Верно, заносит. Прошу прощения.
— Не извиняйся, — посоветовала Альба. — Решат, что слабый. Не важно, что кракена победил, но если позволяешь себя шпынять…
— Пусть думают, что желают, — сказал Светлан. — От меня не убудет.
По всем дворам дымили костры, над которыми коптили куски кракена, заготавливая впрок. Теперь работа сопровождалась весельем. Что удавалось, поедали сразу, не противясь искусительным ароматам, хмелея от сытости.
Подмигнув Светлану, силачка заметила:
— Теперь устрой винный дождь — и радость подскочит до небес. Что еще нужно до счастья?
— В том и беда, что им этого довольно, — пробормотал он.
— Что ты спас поселок, никто не вспомнит, а за жратву еще и песнь сочинят. И каждый год будут праздновать День Кракена.
Далась ей эта песня! — покривился Светлан. Уж не завидует ли?
— Я вспомню, — застенчиво пообещал Жюль, белобрысый пацаненок шести годов. И тут же спрятался за Изабель, возле которой пригрелся с самого начала. Улыбнувшись, она прикрыла храбреца
