— Во-первых, чтоб узнать о судьбе пленных.
— Да! — спохватился Светлан. — Хорошо, что напомнил. Пошли — время собирать камни.
На пару с гостем он снова обошел здание, разыскивая оглушенных и на том же аркане спуская их на первый этаж, уже открытый для посещений. Очистив дом от посторонних, богатырь и приор вернулись в общую комнату… то есть это теперь она сделалась общей, захваченная сборной командой. Ле Сан уже добавил сюда мебели, перенеся из соседних, — он был гораздо сильней, чем выглядел. Поэтому всем хватило где устроиться, а магистр пыхтел и сверкал глазами, возмущенный посягательствами на собственность, с которой успел сродниться. Но базар таки фильтровал, как видно, дорожа правом свободной речи. Потому что, если б он принялся изливать все, что накипело, такой фонтан заткнули бы сразу.
Кивнув гостю на свободное кресло, Светлан опустился на кушетку рядом с Мишкой и блаженно вытянул ноги, привалившись спиной к стене. Конечно, он не устал, но, когда жизнь смахивает на калейдоскоп, начинаешь ценить минуты покоя.
— Если пришел для переговоров, то их не будет, — сообщил богатырь парламентеру. — Безоговорочная капитуляция — только так. На мою милость. А чего она стоит, я уже показал. Или, по- твоему, мне было трудно сделать инвалидом каждого… э-э… из выживших.
— Мне хватило и прошлой встречи, чтобы вполне уяснить вашу цену, — откликнулся д'Адуи, — Но магистр не пожелал меня слушать. А предвидеть такой итог было нетрудно.
— Ну надо же! — удивился Светлан. — Хоть кто-то здесь умеет смотреть вперед. Жаль, что решают другие… то есть решали, — поправился он, бросив взгляд на связанного магистра. — Теперь, похоже, за главного как раз ты. Да?
— Только в пределах этой крепости, монсеньор, — ответил приор. — Весь Орден мне не подчинен.
— Ну, на безрыбье… Так как насчет капитуляции?
— На вашу милость — разумеется, — кивнул гость, избегая смотреть на магистра, явно недовольного столь быстрой сдачей. Глупец бы тут торговался долго, но д'Адуи относился к умным. Что ж, тем проще вести с ним дела.
— Вот и славно, — сказал богатырь. — Я даже верну вам цацки… если пообещаете не шалить.
— Разумеется, монсеньор, — повторил приор. — Мы более не воюем с вами.
— Ну так иди и объяви своим. И железки можешь с собой прихватить. Или помочь?
— Справлюсь, — коротко ответил монах, вставая.
На Людвига он так и не взглянул, хотя тот пытался поймать его взгляд, будто рассчитывал что-то передать мимикой. Пора бы магистру понять, что его время кончилось. Или опять до бедняги дойдет после всех?
— А потом, если желаешь, возвращайся, — пригласил Светлан. — Нам будет что обсудить.
— Конечно, монсеньор.
Приор впрямь обернулся быстро и молча занял прежнее кресло. Подчиненных он успокоил, приказав готовиться к отбытию, уцелевшее оружие сбросил вниз, заодно и сам опоясавшись мечом. А за пазухой не держал ничего — видно, знал, что с богатырем такие фокусы не проходят. Нет, все-таки хорошо, что д'Адуи не дурак.
А Светлан, пользуясь тем, что рты обеих дам и постреленка заняты едой, уже затеял небольшую лекцию, сев на любимого конька:
— Если бы Бог жил в каждом человеке, наделяя того душой, вокруг была бы благодать — вот та самая: божья. Мы не знали бы ни войн, ни насилия, каждый и впрямь почитал ближнего за брата. Но, создавая людей, Творец недоучел чего-то — возможно, их плодовитости. Или переоценил собственный потенциал. В любом случае со временем тел оказалось больше, чем душ, и с каждым поколением ситуация ухудшается. Да еще Сирк, его оборотная сторона, тянет одеяло на себя. А ныне душевные люди вовсе обратились в редкую сеть, коя, хоть и удерживает человечество на краю, мало влияет на общий климат. И что делать тем, кто остался без души, но наделен сознанием? Ведь дабы выжить, им требуется единение.
— Как в стае, что ль? — пробурчала Мишка. — Животный инстинкт, ха!
— Есть отличие: развитое сознание умеет созидать. А общими усилиями они вполне способны сотворить бога — по своему подобию. И этой фальшивкой подменить Творца, преследуя и истребляя его отпрысков, при этом даже полагая, что служат ему. И вот такой суррогатный бог, вобравший в себя законы зверей, начинает драться за выживание, стремясь все к большей власти, подминая новые умы и целые нации, требуя поклонения, благословляя убийства во славу себя. По сути, это обычный диктатор — только более могущественный, почти неуязвимый и живущий намного дольше. И каждый такой виртуал сражается с подобными себе за право остаться единственным на планете. Вдобавок с этими псевдобогами происходят трансформации: нередко они хиреют, потому что число их сторонников сокращается, а то и вовсе погибают — когда подчиненную стаю подминает другая. К тому ж люди меняются быстрей богов, и рядом с одним виртуалом может вырасти родственный, чтобы затем урвать себе львиный кус, а то и прикончить родителя — законы-то дикие.
— Ведь бывает, что от богов отказываются вовсе, — заметила ведьма.
— На словах, — возразил он. — На деле же место бога занимает идея, а взамен религиозной стаи образуется национальная или сословная. Фанатам идеи тоже начхать на людей, вместо тех они видят державу — то есть как раз помянутого виртуала, сотворенного массами. Сочувствие, доброта — для них пустой звук. Значимо лишь то, что на пользу их божеству, а цель — чтоб оно делалось могучее и грозней. Ибо только с ним они ощущают родство, и это оно одаривает своих слуг здоровьем, силой, властью — горизонтальных связок тут попросту нет. А когда такой псевдобог хиреет и его сменяет другой, молодой и ярый, приверженцев прежнего пускают в расход — посредством гильотины и подвальных расстрелов.
— Допустим, ваши построения верны, — с улыбкой произнес приор. — И что? Если мы впрямь бездушны, какое нам дело до вашего Творца? Нас-то он не одарил крупицами своей божественной сущности — за что ж ему поклоняться?
— Все же он сформировал людей как вид — значит вы обязаны ему обликом и рассудком. Не так мало, а?
— Но если следовать вашей логике, сознание стоит немного без души, а все мы — лишь умные звери. Чего ж удивляться, если мы поклоняемся и служим нашему предводителю, впитавшему в себя силу миллионов. Собственно, нам не остается иного.
— Некоторым — возможно. Тем, в ком вообще не осталось Бога. Но часто душа все-таки есть — просто ее мало, и божий глас в ней слышен едва-едва. К тому ж она столь слаба, что не способна противиться напору толпы — что называется, озверелой. И вместе с другими человек творит зло. Зато потом за беднягу принимаются угрызения. Ибо борьба Бога и демонического суррогата происходит именно в сознании каждого, в ком еще жива душа. Иным выбор дается легко, но остальным… Нужно почаще прислушиваться к себе: не скребет ли?
— Когда под полом заводятся мыши, их истребляют, — усмехнулся д'Адуи.
— Образ занятный, но вряд ли к месту — душа не «заводится», она дается с рождения. А уж сколько протянет… Лучше подумай над тем, что происходит с бездушными после смерти. Ну да, при жизни они обычно благоденствуют — но вот что затем?
— И что же? — откликнулся приор, невольно заинтересовавшись.
— Виртуальный демон — не истинный бог, он не вбирает в себя сознания умерших, а лишь вытягивает из них силу, оставляя пустые оболочки. Посему почти все демонопоклонники проваливаются в небытие, выпадая из кругооборота. И лишь немногих своих слуг, самых преданных и полезных, демон наделяет суперсвойствами, превращая в сверхлюдей… или, вернее сказать, в живых покойников.
— Упыри! — воскликнула ведьма.
— Неиссякаемое здоровье, запредельная сила, — произнес приор. — Плюс вечная жизнь. Разве плохо?
— Это не бессмертие, — возразил Светлан. — Это неизменность. Миг, растянутый на века. Постепенно сатанея от тоски, ты будешь бегать по кольцу как заведенный. На сколько тебя хватит, как думаешь? Если раньше тебе не снесут голову или не вобьют в сердце осиновый кол, ты возненавидишь
