в ним было прежним, родным и знакомым. Произошедшее с ними не укладывалось у Милы в голове. Она же любит его, любит по-прежнему! Эти красивые точеные черты, аристократический нос, холодную полуулыбку, темные глаза. Его взгляд, его голос. Она по-прежнему находилась под действием чар его очарования.
Перемены, сделавшие его другим, происходили откуда-то изнутри. Одновременно со всеми своими прежними восторгами, Мила вдруг остро ощутила что-то чужое и холодное, смотревшее на нее глазами ее супруга.
У них больше нет ничего общего.
Дом, дочь, семья, обязательства — это не то. Их души больше не связаны прозрачными невесомыми нитями. А когда были связаны, когда? Ей хотелось так думать. Она убеждала себя, что он никуда от нее не денется, что она достаточно крепко пристегнула его к себе. Это изначально был обман.
А как же тот вечер, когда здесь было шумно и накурено, когда Андрей привел ее сюда в первый раз? Когда они говорили на кухне и пили чай, источавший сладкий запах волшебства.
— Скажи… — тихо проговорила девушка, притворяться она порядочно устала, — скажи мне… ты спал с ней?
Андрей встрепенулся, сначала не понял, о чем она говорит.
— Нет, — отрезал он.
— Ты врешь! — Мила вскочила с места. Ее удивляло то, что эта правда по-прежнему режет ей сердце, как в первый раз.
— Нет, Люся.
Давненько он не называл ее так! Впрочем, эмоции были в это сокращение вложены совсем иные, не то, что прежде.
— Ты понимаешь, что после первой лжи я уже не смогу тебе верить? — спросила Мила, — да. Я не могу тебе верить. Даже если ты говоришь правду.
Она тяжело вздохнула, ее душили слезы, и все внутри у нее разрывалось от отчаяния. Ей казалось, что она низвергнута в ад. Каждая минута пребывания здесь равна сотне раскаленных ножей, вонзенных в мягкую беспомощную плоть.
Мила выбежала в коридор и посмотрела на свои руки. Они были красными от крови. Девушка испуганно попыталась вытереть их о брюки, но заметила, что они испачканы тоже.
Все начиналось снова.
Из зеркала на дверце шкафа на нее смотрело ее отражение. Цвет выпученных обезумивших глаз как будто стал ярче, источая пугающее потустороннее сияние, оттененный багряными кровавыми разводами слез.
«Нет… нет… нет…» — взмолилась Мила, пряча лицо в грязных ладонях. Сейчас она молилась только о том, чтобы все это быстрее закончилось. Все ее естество сейчас наполняла невыносимая боль. Еще немного — и она не справится, просто не выдержит.
Корчась в агониях своих кровавых видений Мила вдруг вспомнила стихотворение, которое написала, когда испытывала что-то подобное в прошлый раз.
Там было еще несколько четверостиший, но девушка не запомнила их наизусть, а тетрадку, где она написала это, сожгла мать. Сожгла, когда прочитала. С тех пор Мила держала все свои стихи в голове, не вела дневников и не делала никаких записей.
— Люся?! — в прихожую заглянул Андрей.
— Я ухожу… — слабым голосом произнесла она, стараясь заставить его звучать как можно более непринужденно. Он не должен ничего заметить. Иначе он просто засунет ее в сумасшедший дом. И ничего не помешает ему развлекаться с его Наташей! А ее будут пичкать лекарствами, и превращать в зомби.
Мила дрожащими руками стала натягивать обувь. Главное не оставить на ней кровавых разводов, или на полу. И не смотреть на него, иначе он увидит эти ужасные кровавые слезы.
— Люся, одумайся! — взмолился Андрей, — куда ты пойдешь!?
— К матери, — соврала девушка.
Она отвернулась и стала застегивать пальто.
— Дай мне денег, — потребовала она.
— Зачем?
— Дай мне денег!!! — закричала Мила, — почему ты не можешь исполнить такую простую просьбу? — она тут же испугалась, что выдаст себя и добавила тише, — на проезд.
Андрей сдался.
— Делай ты, что хочешь, — бросила она, уходя.
Ее шатало, ноги подкашивались, и все перед глазами плыло, но она все равно упрямо шла через ночь и снег. Ветер развевал ее волосы, в свете фонарей они казались огненными. Встречные люди шарахались от Милы, как от прокаженной. Впрочем, в такие мгновение она действительно казалась себе прокаженной.
К тому моменту, когда растрепанная, промокшая, бледная, как сама смерть, Мила появилась на пороге квартиры Ильи в руках у нее откуда-то взялась бутылка дрянного дешевого коньяка.
— Я не помешала? — тихо спросила она. Кровавые видения оставили ее, и теперь она чувствовала себя полностью опустошенной. Во рту осталась горечь алкоголя, заменившая собой омерзительный привкус крови.
— Нет, конечно, — пожал плечами Илья и пропустил ее в прихожую, — что-то случилось?
— Да нет… ничего, — беззаботно бросила Мила. Он взял у нее бутылку, хотел помочь снять пальто, но она отпрянула. Меньше всего ей хотелось напугать его этими страшными кровавыми разводами, оставшимися повсюду.
— Давай выпьем? — предложила она, кивнув в сторону бутылки.
Илья смутился.
— Я, вообще-то, не пью.
— Я тоже, — Мила приглушенно рассмеялась, — давай сделаем исключение?
— Мне нельзя, — упрямо возразил он.
— А кому можно… — Мила схватила его за локоть и повела на кухню. Голова у нее кружилась, отчего координация движений была безнадежно нарушена. Она чуть не упала, Илья удержал ее.
— Где… где у тебя рюмки? — спросила девушка. Яркий свет резал ей глаза, и она потянулась к выключателю. Их поглотила темнота, только фонари вырывали из нее размытые очертания. Светлые волосы Ильи в таком освещении отливали серебром.
— Сейчас поищу, — все-таки сдался он и спросил на всякий случай, — ты уверена, что этого хочешь?
— Я уверена, что этого хочу.
Она немного одиноко постояла в темноте, а потом осела на пол, скрестив ноги по-турецки, и спрятала лицо в ладонях. Илья опустился рядом с ней и протянул ей рюмку с коньяком.
— Это отвратительно пахнет, — заметил он.
— Не удивительно, — усмехнулась девушка и залпом выпила содержимое, — от хорошей жизни такое не пьют.
Они посмеялись, но как-то нервно.
— Что у тебя произошло? — спросил Илья и внимательно посмотрел девушке в глаза. Распаленная алкоголем она впервые в жизни не постеснялась такого долгого и пристального взгляда. Это только
