что она хочет меня похвалить. И вообще насколько она может унизить такого осторожного человека, как я, который все время заботится о других.
Ярон заказывает матери много сладостей, которые едят «в армейском карауле», я же прошу какой- нибудь сюрприз: «вспомни, что я любил когда-то». Рахель просит меня отдохнуть и говорит, что позже расскажет нам новости о Хаггае. Я уже надеялся, что мы избавились от этого странного человека, от его разорительных идей. Ярон вмешивается в беседу и говорит, что вовсе не стосковался по «интересным» походам Хаггая. Я получаю удовольствие от слов Ярона, но, к удивлению моему, Рахель на его слова не реагирует. До ее выхода из дома есть у меня возможность вглядеться в нее более детально. Думаю, женственность в ней явно уменьшилась. Не ясно мне, речь ли идет о ее груди или всем теле.
Хорошо растянуться на собственной своей постели. В ней ведь и длинным ногам моим есть отдых. Изменила, что ли, Рахель обстановку в нашей комнате? Кажется, лишь поменяла фотографии на стенах. Неожиданно на многих снимках в рамочках появился почти младенцем Ярон. Лишь рядом с зеркалом осталась фотография с нашей свадьбы, но и ей она сменила рамку. Я пытаюсь вспомнить, какие снимки висели раньше. Трудно прийти к определенным выводам, но я и не стараюсь напрягаться, можно вернуться к этому попозже. Не все вопросы, которые мой мозг посылает мне, я обязан тотчас же решить.
Я вернулся домой. Отдыхаю в одиночку. В последнее время я различаю запахи, которые должны лишь возникнуть. Запахи, идущие от Рахель, различимы мной, хотя ее нет в доме. Сейчас следует постараться вздремнуть. Пришло время дать отдых голове и даже всему телу.
Вероятнее всего, я задремал. Ярон заглядывает время от времени, любит присматривать за мной. Трудно поверить в то, что он по-настоящему беспокоится обо мне, просто ему приятно поглядывать на своего отца. Я тоже любил в молодости поглядывать на отца в постели. Пробуждаюсь с чувством голода. Рахель говорит, что они тоже голодны, но ждали, пока я проснусь, чтобы всем вместе сесть за стол, который не очень чист. Рахель никогда не доводит дело до конца. Надо посоветоваться с Даной. Может, Рахель научится у нее порядку. Теперь она готовит мне яичницу с ломтиками сыра. Кажется, мне эта еда когда-то нравилась. «Есть еще маслины», – подает мне их Ярон. Я надеюсь, им понятно, что здоровье мое значительно улучшилось, и нечего обо мне до такой степени беспокоиться.
«Хаггай хочет нас посетить сегодня вечером, – говорит Рахель. – По его словам, он весьма нуждается в нас, и все это согласовано с Натаном». Ярон говорит, что Хаггай даже написал нам письмо, и он может его сейчас принести, если я хочу. «Оно на тумбочке у мамы». В данный момент я не хочу показывать заинтересованность этим письмом, да и Рахель, кажется, не очень довольна инициативой Ярона.
Звонит Натан. Рахель говорит, что я отдыхаю, но он требует, чтобы она дала мне трубку. «Куда ты исчез?» – «Мне кажется, – отвечаю, – что я сделал для вас все, что мог, даже больше этого». Натан говорит, что если будет во мне необходимость, мне сообщат. «Но сейчас постарайся сосредоточиться в течение нескольких дней на проекте Хаггая. Я даю тебе возможность организовать нечто общественное, быть может, даже политическое. Главное, чтобы это не помешало моим планам в Лондоне. Помоги Хаггаю во всем что он просит, естественно, в твое свободное время, оно-то, по сути, у тебя всегда такое, и продолжай читать рекомендованные мной книги по истории». Решаю не выражать ему свою обиду. Только с горечью спрашиваю, есть ли у него новые планы и в отношении Ярона, и он с полной серьезностью (так мне кажется) говорит, что есть.
Ладно, не возражаю: пусть Хаггай приходит. Он как-то даже немного развлекает меня. Несомненно, будет удивлен, застав нас втроем с Яроном, который вырос и окреп. Я все еще голоден. Рахель говорит, что рада этому, и приносит мне большой бутерброд. Никогда не ел такую порцию хлеба. Быть может, это не очень подходит ко времени прихода Хаггая, но пусть это будет определенной слабостью с моей стороны. Я по-настоящему голоден. Тут Ярон приносит книгу Священного Писания, чтобы мы продолжили изучение Книги пророка Самуила. Предлагаю ему, чтобы мы, а не только Натан, составили список интересных тем. Например, список имен и кличек некоторых героев Священного Писания, их смысл и происхождение – «Мордехай-иудей», «Натан-пророк», «Раб Мой Моисей», «Любящий меня Авраам». Предлагаю Ярону составить таблицу, в которой будут колонки имен, кличек, объяснений. Когда у героя есть кличка, уже нельзя к нему обращаться по-иному. Рахель тоже вносит свой вклад в список – «Иосиф-праведник». Натан ждет моей реакции, но я продолжаю есть бутерброд и записывать имена и клички.
Хаггай поднимается по лестничному пролету. Узнаю его шаги. Знаю, что при виде его покраснею, как бывает, когда встречаешь врача после того, как выздоровел от тяжелой болезни. Может, пойду в свою комнату, но Ярон хватает меня за руку, задерживая. Хаггай сам открывает дверь. Удивляюсь, что Рахель ее не закрыла.
Он входит, смотрит на меня, приближается к Ярону. Ярон, к сожалению, встает ему навстречу. Хаггай изучает его лицо и фигуру. Что он хочет от моего сына? Затем обращается к Рахели. Понятно, что он пришел, чтобы поговорить с ней, и удивлен моему присутствию. Что он себе думает. Что я никогда не вернусь домой? Полагал, что я всегда буду вне этого места. Нет, нет, я сейчас у себя домой с моей женой, и не соглашусь, чтобы он сердил меня. Не может такого быть, чтобы чужой человек вошел ко мне в дом и взирал на меня странным взглядом, не говоря ни слова.
Хаггай садится, но тут же встает, чтобы пожать мне руку. Вероятно, понял, что ко мне надо относиться с должным уважением. «Хорошо, что и ты здесь, Меир». Ярон отвечает вместо меня: «Оставь в покое отца. Не будем иметь с тобой никаких дел, если отец не согласится. Ну, а что с тобой? Решил проблему больших долгов, в которые ты ввел Натана?» – «Можешь успокоиться, Ярон. В отношении долгов Натан решил помочь, и эту проблему мы одолеем. Не забывай, что всю деятельность в Галилее я инициировал в пользу Натана, как специалист». – «А я по наивности своей думала, что это просто экскурсия», – говорит Рахель. «Не более, чем просто шагать по нашей земле», – добавляю, явно довольный собой. «Еще немного, и я начну думать, что нахожусь в кружке по изучению природы», – пошучивает Хаггай. Только сейчас я вижу изменения в его одежде, которая достаточно элегантна по сравнению с тем, что он носил раньше. Одет он в костюм, без галстука, и сверкающие чистотой черные туфли.
«Я вижу, сегодня здесь будет трудно шутить, – продолжает Хаггай. – Хотел немного разыграть Рахель, спросить, подходят ли в ее случае понятия «муж» и «жена», доказать, что она больше похожа на меня, чем ей кажется. Но я опускаю все это, ибо нашел дружную семью. Выпьем что-нибудь, и я сообщу вам, зачем пришел». Все это он говорит, смеясь.
Я потрясен, но предпочитаю сидеть и помалкивать. Рахель приносит легкую закуску. Хаггай с удовольствием пьет и почти набрасывается на еду. Предлагает мне присоединиться, сам не переставая глотать. Пытается заставить есть хотя бы Ярона, чтобы «тело парня продолжало крепнуть». Но Ярон встает, потягивается и говорит, что нет у него аппетита, да и желания.
«А теперь к делу, – говорит Хаггай. – Запомните это слово – “дело” – это решающее для нас понятие. Идея моя и Натана – создание новой партии. Мы хотим влиять на всех, почему же нам ограничиваться лишь местными и частичными успехами. Пришло время, чтобы дела Натана с моей помощью превратились в центр деятельности всей страны». – «Что говорит Натан по этому поводу?» – спрашиваю. «Он сейчас занят разными семейными делами. Кажется, у него напряженность с сыновьями в отношении годовщины смерти Рины». – «До сегодняшнего утра я жил у них и не чувствовал никакой напряженности, связанной с тем, что ты упоминаешь». – «Но напряженность чувствуется, и в телефонных разговорах с Шахаром, и при встречах в офисе с Шломо. Они ожидали, что отец построит нечто впечатляющее в память о матери, даже новое здание. Натан же говорит, что у фирмы сейчас нет таких возможностей, а надо сосредоточиться на том, что действительно необходимо. Детей это сильно задело, и Шломо даже кричал: “Для твоих разрисованных зеркал деньги есть, а для моей мамы нет”. Все это я слышал собственными ушами, ибо был в это время в офисе». – «Ну, а что с Даной?» – «Даны там не было. Думаю, Натан не разрешает ей вмешиваться». – «Только бы не кричал рядом с Маор. Этот ребенок должен расти в тишине и покое», – говорю, сердясь на весь рассказ Хаггая.
«Давайте вернемся к нашим баранам, – говорит Рахель спокойным голосом. – Слишком много людей заботятся о Маор, кто-то здесь должен заботиться и о нас». – «Вижу, что Рахель, наконец, становится крепка духом», – говорит Хаггай, и я снова ощущаю внутреннее напряжение. Рахель же светится от удовольствия. Она полна энергии, потирает руки и старается подлить масла в огонь.
Хаггай просит нас перейти к обеденному столу. Только пришел, а уже решает, где нам в собственном доме сидеть. Расстилает на столе карту страны, отмечает ручкой место, где мы находимся, мельком вспоминает нашу экскурсию в Галилею, затем разъясняет, как будет создана новая партия. Она полагает,