окончил… получил… Многоточия, сокращения, неразборчивые строки… Неужели на это потрачено столько лет? А дальше? Кировский завод, Сибирь, Дальний Восток — неужто и это имело место? И всё теперь, опять же, — лишь краткий конспект пережитого? А два последних месяца в Сенате — это главное, что было, есть и будет, — его настоящая жизнь?
Довольно! Борис Глебович запряг разбегающиеся мысли — эх, вы, кони, мои кони! — и двинул их туда, к истокам Сената. Два месяца…
* * *
Если точнее, то все началось ровно два месяца и восемь дней тому назад. Борис Глебович проснулся от грохота за стеной. За несколько мгновений до пробуждения ему привиделось, что он опять на затерянной в сибирских просторах стройплощадке. Брезентовая роба — его вторая кожа — заляпана раствором, зеленая каска обручем сжимает голову, а уши заложены от чудовищного грохота работающих копров. Сваи, как огромные железобетонные гвозди, протискиваются в грунт, словно пытаются спрятаться там от неумолимо настигающих их ударов молотов и вселенского грохота, который терзает и рвет барабанные перепонки. Терзает и рвет…
Борис Глебович сел на постели и с ненавистью посмотрел на стену. Там, в соседней квартире, подросток по имени Валек испытывал акустические возможности неделю назад приобретенного музыкального центра. Терпения видеть его выключенным ему хватало лишь с одиннадцати вечера до восьми утра, в остальное же время, когда был дома, он врубал тяжелый — как он сам это называл — «музон» на всю катушку… Да что там уши? Дрожали стены, с потолка сыпались известка и кусочки штукатурки. И что делать? Просить, умолять? Просил… У огромного, как каменный истукан с острова Пасхи, Валькиного папаши. Но истукан — он и есть истукан: безстрастно показал на часы — мол, имеем право, не ночью, чай, гремим. Просил и самого Валька, тот же лишь ехидно усмехнулся да, повернувшись, похлопал себя по тощему заду. Будь его воля, выпорол бы паршивца! Вот оно — младое племя! Борис Глебович звонил в милицию, но поддержки не нашел и там: что поделать — демократия…
Чувствуя себя разбитым, он поднялся, в раздражении отшвырнул ногой домашний тапок и побрел в ванную. После завтрака пошел выносить ведро и достал из почтового ящика безплатную рекламную газетенку «Рынок». Хотел было кинуть ее в угол, но отчего-то передумал, раскрыл и уселся в комнате за письменный стол читать. И сразу на первой полосе увидел это самое объявление, набранное крупным жирным шрифтом:
«Если вы немолоды и одиноки, если здоровье ваше оставляет желать лучшего, а средств на качественное лечение не хватает, если ваша скудная пенсия не способна обеспечить вам достойную жизнь, обращайтесь к нам!
И вы не будете более одиноки, стеснены в средствах. Лучшие медики обеспечат вам профессиональный уход и лечение, а ваш досуг будет интересен и разнообразен.
Приходите к нам, и все ваши невзгоды останутся в прошлом!
Благотворительный фонд «Счастливая старость» ждет вас!
Мы решим все ваши проблемы!
Звоните нам по телефону…»
«Ну-ну!» — пробурчал Борис Глебович и перешел к изучению следующих объявлений. Прочитал о самых дешевых телевизорах в торговой сети «Deceit» и подумал, что неплохо бы и ему заменить свой черно-белый «Рекорд», который давно лишь хрипел и гонял из угла в угол темные пятна. Нет, смотреть, конечно же, было можно, но понять, о чем смотришь, — мудрено. Он уж стал прикидывать, сколько месяцев нужно откладывать от пенсии и от чего в привычном рационе можно отказаться, но тут вспомнил свой вчерашний конфуз на рынке. Покупал капусту, морковь и лук для щей. Долго, выбирая, копался на овощном прилавке. Хозяин-кавказец кривил лицо, но терпел. До момента расчета. Как взялся Борис Глебович выгребать из карманов свою наличность (а что делать, пенсия когда уж была?) — сплошь почти копейки с незначительным вкраплением рублей — да вместе с мусором и трухой выкладывать на прилавок, кавказец зарычал:
— Э-э, зачэм грязь дэлаешь! Не надо твой нищий дэньга! Бэри там бэсплатно! — он указал рукой на отдельно стоящий контейнер, в который были свалены подпорченные овощи.
— Нет, — возмутился Борис Глебович, — я не побирушка, мне отходы не нужны, я заплачу, мелочь — тоже деньги.
— Нэт! — отрезал кавказец. — Нэ возьму!
Борис Глебович начал было препираться, но подошли земляки продавца-кавказца и оттеснили его прочь, едва не вытолкали. «Экие проходимцы! — сокрушался Борис Глебович, бредя к дому. — Им, видишь ли, медяки наши российские не деньги! Да и не с Кавказа же они везут овощи? Наше это, российское! За безценок скупают у крестьян, а потом цены вздувают, как на ум их жадный взбредет. Эвон кто у нас нынче хозяева жизни!»
Да уж! Борис Глебович закрыл газету и тут снова увидел то самое объявление. «Счастливая старость», — повторил он машинально, думая про свою стенокардию, про истукана-соседа и тощий зад его сына Валька, про пенсию, которой не хватает на пустые щи, и про безстыжих торговцев. «Да пропади оно все
