— Внимание, господа! — пресек вдруг эту вакханалию восторгов Авгиев. — Прошу всех пройти в канцелярию для оформления договоров. Не спешите, не толкайтесь — каждый получит все, что ему причитается.
Процедуру заполнения бумаг Борис Глебович запомнил смутно. Позднее он пытался прояснить для себя: читал ли он то, что подписывал, или нет? Не прояснил — как корова языком память вылизала. Лишь названия документов в голове сохранились: доверенности, договора, обязательства… А что в них? Бог весть…
— Завтра в одиннадцать утра отъезд, — объявил Авгиев после завершения всех юридических процедур, — сбор здесь в девять тридцать. Едем двумя группами: одна — в Положню, вторая — в Половинкино. Списки персонального состава групп завтра будут объявлены. Вещи с собой брать только самые необходимые, остальное получите на месте. Все, прошу не опаздывать! Повторяю: завтра... всем... быть… здесь… в девять часов тридцать минут утра, — последнее Авгиев произнес раздельно и твердо, словно гвозди забивал.
Борис Глебович заметил, что все его коллеги-подписанты одобрительно закивали. Никаких возражений! И у него самого по поводу происходящего не возникло не единого сомнения. Полдня на сборы, и назавтра с единой парой сменного белья — неведомо в какие края, причем навсегда? Что ж тут особенного? Квартира, имущество? А зачем они ему там? Там — счастливая старость… Одним словом, все нормально!
Далее все было как во сне: приехал домой, собрал вещи, документы — и на боковую… Проснулся, хлебнул чайку, запер квартиру, ключ в карман (его еще надо сдавать) — и вперед к «счастливой старости»!.. Точно в девять тридцать прибыл на место.
На перекличке выяснилось, что не явился некто по фамилии Федулов. Авгиев дал команду выяснить причину его отсутствия. Звонили домой — безрезультатно.
— Узнайте номер телефона соседей и работайте, работайте! — приказал Авгиев молодым референтам и строго предупредил: — Через час, кровь из носа, надо выехать – с нами сам поедет!
Главный консультант нервничал, референты дергались, бегали туда-сюда, лишь охранники сохраняли спокойствие и бдительно блюли порядок, не давая пенсионерам разбредаться. На черном лимузине приехал Нечай Нежданович, сразу оценил нервозность обстановки и молчком остановился в сторонке. Гендиректора сопровождала непривлекательной наружности дама бальзаковского возраста. Низенького роста, чернявая, большеносая, с маленькими, глубоко посаженными глазками, с узкой полоской обезкровленных губ, она сразу напомнила Борису Глебовичу нахохлившуюся ворону. И звали ее для этого подходяще — Вероника Карловна Киваева. Но голос… Как только Борис Глебович услышал ее голос, у него приключилось головокружение, едва не закончившееся обмороком. Дама приблизилась к Авгиеву и нежно прощебетала:
— Дорогой Митридат Ибрагимович, не могли бы вы объяснить, что у вас происходит? Вот-вот прибудет Коприев с прессой, да и Нечай Нежданович переживает. С него ведь спросят!
— Пусть прочистит свое поддувало ваш Нечай Нежданович! — грубо отрезал Авгиев, но тут же несколько смягчился: — Простите, Вероника Карловна, ей-ей, не до вас! Сейчас решим вопрос — и в автобусы! Все будет о`кей!
Борис Глебович не вникал в смысл разговора, но голос Вероники Карловны — это была стрела прямо в сердце! Разве можно забыть столь сладкозвучное воркование? Положительно нет! Борис Глебович пошатнулся и стал нащупывать рукой телефонную трубку. Нимфа? Его вчерашняя телефонная нимфа? Ворона! Тьфу… Экая игра природы — всадить ангельский голосок в этакое чудо в перьях! Да уж, обмишурился… Ладно, главное — в остальном все нормально: впереди — счастливая старость…
Наконец вопрос с пропавшим Федуловым разрешился. Один из референтов доложил Авгиеву, что, по словам соседей, с бедолагой ночью случился инфаркт, по коей причине он и был доставлен неотложкой в кардиологию городской больницы.
— Ну, я же говорил — все будет о`кей! — усмехнулся разом успокоившийся Авгиев. — Никакого вам НКВД! Мотор отказал у деда, и вся недолга — обычное у стариков дело. Никакого провала! Наше дело правое!
Все происходящее Борис Глебович видел каким-то отстраненным зрением, словно его это ровным счетом не касалось. Нет, он не потерял способность думать и думал весьма здраво о чем-то постороннем, но все, что касалось фонда «Счастливая старость», лиц, в нем состоящих, а также вся совокупность событий, с ними связанных, словно покрылись толстым слоем какой-то сахарной ваты, склеивающей на этом участке сознания его мысли. Все хорошо, все нормально, все правильно — никакой критической оценки! Коллеги-пенсионеры насчет происходящего, похоже, пребывали в такой же эйфории: знакомились, поздравляли друг друга — едва не обнимались.
Референты еще раз провели перекличку, собрали ключи от квартир и домов, потом разделили пенсионеров на две группы и стали рассаживать в двух подкативших красных «Икарусах», под лобовыми стеклами которых стояли таблички с указанием направления движения: в первом — «Положня», во втором — «Половинкино». Борису Глебовичу выпала «Положня», и это его вполне устроило, поскольку ни о том, ни о другом месте он ровным счетом ничего не знал. Уже расположившись в салоне, он заметил огромный серебристый «Мерседес», в котором, по всей видимости, прибыл долгожданный Коприев. Но самого зама главы не рассмотрел: тот лишь на мгновение выглянул
