пропадом!» — он ударил кулаком по столу и потянулся рукой к телефонной трубке…
Впоследствии он не раз и не два пытался осмыслить этот свой поступок. Зачем? Зачем он, немолодой, умудренный жизнью мужчина, тертый, что называется, калач, влез в эту авантюру? Сколько раз прежде недоумевал по поводу глупости человеческой, побуждающей иных его сограждан вкладывать деньги в разные там сомнительные фонды и пирамиды! «Уж я-то, — думал, — никогда в этот омут голову не суну!» Ан нет! Еще как сунул. По самое, как говорится, никуда! Обстоятельства, будь они неладны... Так уж все сложилось в тот день — одно к одному. Да еще этот грохот за стеной! В общем, потерял голову. И впрямь, видно, иной раз обстоятельства куда как сильнее нас и нашего рассудка…
Он набрал номер, еще не зная, что скажет, да и зачем вообще звонит. Ответили после первого гудка. «Да, мы вас слушаем», — этот сочный баритон явно принадлежал солидному самоуверенному мужчине.
— Извините, я попал в «Счастливую старость»? — растерянно промямлил Борис Глебович и уже хотел положить трубку, но тут его переключили на другого оператора, и ласковый женский голосок с какими-то даже интимными нотками проворковал:
— Вы не ошиблись, вы сделали правильный выбор. Как вас зовут?
Борис Глебович, не понимая, для чего это делает, отрекомендовался и тут же, как глупый комаришка, впутался в липкую паутину разговора. Женщина на том конце провода щебетала канарейкой, называла его «наш дорогой Борис Глебович», «бедный вы наш!», «как же я вас понимаю!» и так далее — в общем, словно была знакома с ним с младых ногтей и более дорогого и любимого человека никогда рядом с собой не имела. Борис Глебович млел и таял, как сахар в чашке с утренним кофе. Он даже подумал и вовсе о крамольном: а не жениться ли ему? Даже об этом! Хотя считал себя убежденным холостяком с тех давних юных лет, когда на три года вкусил прелести семейной жизни.
— Нет, вы просто обязаны приехать к нам. Немедленно! Вы не понимаете, дорогой Борис Глебович, как это важно для вас! — голос юной (как представлялось ему) обольстительницы срывался, выказывая высшее участие и благорасположение.
— Я понимаю, понимаю, — торопился Борис Глебович, замирая душой в предвкушении неведомого, — я приеду. А мы с вами увидимся?
— Ну конечно же, глупенький! Непременно увидимся! — в голосе его собеседницы появились торжествующие нотки. — Да, не забудьте о пакете документов, которые я вам назвала.
— Я помню. До встречи! — Борис Глебович еще некоторое время держал трубку у уха, испытывая странное умиление от сладкозвучия коротких гудков…
Через час он собрал все необходимые бумаги, почистил щеткой выходной костюм, гладко выбрился, облился одеколоном и побежал на автобусную остановку. Фонд «Счастливая старость» располагался на окраине города, в здании закрытого недавно детского садика. Борис Глебович понял это по специфическим малым формам, раскиданным по двору: качелькам, дугообразным лесенкам, бревнышкам и пенькам. В песочнице, забытое, ржавело металлическое детское ведерко — значит, не так уж давно детишки возводили здесь свои хрупкие песчаные замки и дворцы. Впрочем, не более хрупкие, чем окружающие их аналоги из взрослого мира… Борис Глебович, несколько отрезвленный нервной суетой автобусной публики, разговорами о мизерной пенсии и предателях-олигархах, почувствовал в себе возрождающуюся способность критически мыслить. «Что ж я делаю? — пробормотал он озадаченно и приостановился. — Куда иду?» Он уже почти что вырвался из пленившей его давеча паутинки, почти что — по крайней мере, мысленно — повернул назад, но тут его обогнали две старушки. Метнув в него неодобрительные колючие (мол, что стоишь? Не мешайся под ногами!) взгляды, они быстренько засеменили к входным дверям, над которыми, явно наспех закрепленная, висела вывеска: «Благотворительный фонд «Счастливая старость»». «Нет уж, узнаю все до конца, — решился он, — с меня не убудет. Ну, и на нее одним глазком посмотрю».
Однако одним глазком не получилось. Его сразу взяли в оборот. Какие-то энергичные молодые люди, в безупречных черных костюмах и с эмблемами фонда на груди, не давая продохнуть, препровождали его из одного кабинета в другой. Там рассматривали его бумаги, задавали самые разнообразные вопросы, причем некоторые — явно для проформы, так как, не дожидаясь ответов, переходили к следующим. Одно он понял точно: более всего прочего их интересовало, действительно ли он одинок и нет ли косвенных наследников на его недвижимое имущество. «Ну-ну, — подумал он, пытаясь изыскать хоть какую-нибудь возможность вырваться из этой чехарды, — нашли дурака. Сейчас закончим, и только вы меня и видели». Он попробовал выяснить про молодую особу, с которой говорил по телефону, но все пожимали плечами. Наконец один юный сотрудник проговорился, что диспетчерская служба фонда находится совсем в другом месте, на противоположном конце города. «Это что же, обман чистой воды?» — ужаснулся Борис Глебович, но тут его мягко втолкнули в актовый зал, где уже собралось шестьдесят-семьдесят человек пенсионного возраста, а некоторые — так уж и совсем в преклонных годах. У дверей, преграждая выход, встали дюжие молодцы с безстрастными незаинтересованными лицами. «Ладно уж», — вздохнул Борис Глебович и присел рядом с тощим сутулым стариком. Тот повернулся, прожег его колючим прищуренным взглядом и представился:
— Мокий Аксенович, потомственный стоматолог.
Борис Глебович назвал себя и хотел было поделиться своими опасениями, но тут уловил какое-то движение и суету у
