Сквозь полуприкрытые веки Борис Глебович видел, как осторожно, стараясь не скрипеть половицами, тянутся сенатовцы в сторону двери. Последним выходил Наум. Борис Глебович встретился с ним взглядом: Наум улыбался, быть может, впервые за последние два дня…
* * *
Ночь увлекла его в свои объятия, понесла… и вот он уже в лодке неторопливо плывет по пруду, их пруду — там, наяву, совсем крохотному, а здесь — безконечному, уходящему узким рукавом к горизонту. Знакомая ракита касается его лица, мягко шуршит и словно пытается удержать, но остается за спиной… Берега колышутся кустами, меняя свои очертания, и… превращаются в стены Сената. Он видит силуэты кроватей, их спящих обитателей, и еще он видит их сны… Вот все еще кружатся в вальсе Анисим Иванович и Аделаида Тихомировна — они так увлечены собой в этом общем для них сне, что совсем не замечают его, Бориса Глебовича, проплывающего в одном лишь от них шаге… Вот склонилась над плитой русской печи бабка Агафья. Дружно скворчат сковороды, из пышущего жаром пода печи доносится густой сладковатый аромат щей, а на столе отдуваются паром горячие пирожки… Она тоже его не видит, как и Капитон Модестович, распивающий чаек в кругу своих учеников… Его никто не видит, и только Наум смотрит прямо ему в глаза, улыбается и прощально машет рукой… Все это уходит, теряется позади, и он остается один… Нет, уже не один: рядом с ним сидит его Ангел, Безпечальный Ангел… Борис Глебович думает, что надо о чем-то спросить, но Ангел опережает его:
— Совсем скоро ты все узнаешь и, поверь, ни о чем не станешь жалеть. — Голос его — как мягкий нежный бархат.
— Мы не вернемся? — Борис Глебович замирает, перестает дышать.
— Это невозможно: теперь дорога только одна — к Нему…
— Так это и есть смерть? Что же дальше?
— Это начало. Впереди истинная жизнь. Но тебе придется выдержать испытание, а я сейчас ухожу…
— Какое испытание? — Борис Глебович чувствует страх — он рядом, по обе стороны пруда, на его берегах: там шевелятся, копошатся, движутся, тянутся к нему множество отвратительных теней, миллионы жутких, невыносимо жутких Гоминоидовых… — Не уходи, — просит Борис Глебович, но Ангел сейчас неумолим.
— Это не навсегда — вскоре мы увидимся опять. Но следующий отрезок пути ты должен пройти один.
— А как же они, эти чудовища на берегу?
— Сейчас они безсильны пред тобой — в тебе Тело Того, Кто сотворил мир, победил смерть и ад. Поэтому не бойся их… Всё, впереди тоннель. Я встречу тебя уже там. Прощай!
Ангел исчез. А жуткие твари остались: число их умножилось, они кричали, тянулись к нему, но тронуть не смели. Лодка набирала ход, ее несло все быстрей и быстрей. Впереди Борис Глебович увидел черный зев тоннеля.
— Господи, помилуй меня, прими душу мою в руце Твои! — воскликнул он и понесся сквозь темный безконечный коридор, но уже предчувствуя, что где-то там впереди его ждет Свет…
Из недоступного селенья
Слетает светлый Ангел к нам
С прохладной чашей утоленья
Палимым жаждою сердцам.
В начале апреля в небе над N-ским районом местные жители могли видеть низко летящий вертолет.
— Кого это еще нелегкая принесла? — вопрошал кое-кто из не избалованного подобными зрелищами населения.
И лишь в районной администрации и МЧС знали, что это новый губернатор из отставных генералов, Ефим Виленович Горбухин, облетает свои владения. Главу района по неизвестной причине в полет не пригасили, и он, одолеваемый недобрыми предчувствиями, заперся в своем кабинете и молча глушил водку…
Вертолет же плавно скользил над
