пальцами. — Пропали люди. Куда? Выяснить пока не удается, невзирая на все предпринимаемые усилия. Вот и всё.
Всё? А всё ли? У него возникло неожиданное побуждение проявить большую откровенность и рассказать сыну о своем тайном плане: о том, как убеждал он руководство ГУВД в целесообразности переноса учений ОМОН в Большие Росы, как корректировал боевую задачу, чтобы побольше насолить обитателям деревни. Он даже начал говорить.
— Ты знаешь, сынок, — сказал он, — хочу тебе признаться…
— Пап, смотри, — Юрик, перебив отца, указал рукой на дорогу, — технику строительную везут. Что бы это значило?
— Хотел бы я знать, — Василий Петрович, приставив ладонь козырьком ко лбу, рассматривал медленно ползущую через поле автоколонну. Впереди ехал автокран, за ним тяжелые тягачи тащили платформы, на которых стояли экскаватор и бульдозер.
«Неужели деревню будут сносить? — сердце у Василия Петровича застучало быстрее, — неужели победа? Вот так сразу все и закончится?»
— Они что, обалдели? — Юрик, наверное, подумавший о том же, в сердцах сплюнул. — Люди строили, а они ломать будут?
— Что ломать? — переспросил Василий Петрович.
— Не знаю, храм, дома? Какая разница, все равно нельзя.
— А вот это, сын, не наше дело. Нам-то вообще, какая разница, будут там что-то ломать или нет?
— Большая! — Юрик взглянул отцу в глаза и еще раз добавил: — Большая!
— Пойдем, чаем тебя напою, — Василий Петрович положил руку сыну на плечо, — мать-то следом за тобой, надеюсь, из больницы не убежит? А то еще и с ней нянчиться придется.
— Можно подумать, ты со мной нянчишься! Ладно, пойдем.
На веранде «окопались» члены оперативного штаба. На столе были разложены карты, стоял монитор, над которым как раз склонилось несколько голов. Давешний следователь ФСБ недовольно взглянул на них, но ничего не сказал.
— На кухне посидим, — сказал Василий Петрович.
Заваривая чай, он рассказывал сыну, как бравые омоновцы пресекали массовые безпорядки рядом с забором их участка, как потом не менее браво использовали боезапас на околице деревни, освобождая заложников. И про неожиданную тишину, и про погоню в Больших Росах, и про исчезновение майора Васнецова. Сын слушал внимательно, молча кивал и вдруг спросил:
— Что-то ты мне, пап, не договариваешь. Есть такое дело?
— Пей чай, остынет, — сердито одернул его Василий Петрович — желание пооткровенничать у него уже напрочь пропало.
— До деревни прогуляемся? Не слабо? — предложил сын.
— Прогуляемся, — Василий Петрович, допив чай, отодвинул кружку, — почему бы нет?
Когда они добрались до центра деревни, было около двух часов пополудни. Василий Петрович с самого утра опять облачился в милицейский мундир, так что по дороге их никто не останавливал. По дворам и палисадникам, меж старых сараев и заборов бродили дозиметристы, саперы с миноискателями и еще невесть какие люди, одетые и «по форме», и «по гражданке». Напротив магазина у разрушенного отделения связи работал экскаватор. Котлован под его ковшом достигал уже изрядных размеров.
Юрка отправился прояснить смысл этих грандиозных раскопок.
— Тоже мне, искатели Геркуланума и Помпеи, — ворчал он, — свихнулись совсем, туннель в Эстонию хотят прорыть? Ну-ну!
А Василий Петрович задержался у стены магазина. Умное изречение на счет того, что «осторожность — мать премудрости», оставалось на месте, только кто-то его попытался дополнить, приписав рядом углем еще несколько не употребляемых в приличном обществе слов. Что ж, люди зря времени не теряют. «А ведь прав дед Коля, — Василий Петрович перебирал глазами красные буквы, — какого рожна я во
