Всего лишь пепел

 — Что? — Риехакайнен поднял голову и взглянул на священнослужителя. — Да, не был! Быть может, еще не созрел? Или просто не хочу?

 — А в Бога вы верите?

 — Что-то, наверное, есть, какая-то сила.

 — Что-то, наверное, есть… — эхом повторил священник, — что ж, так говорят многие люди: «Что-то есть». Но если до конца жизни пребудешь только со словом «что-то», то и жизнь твоя останется ничтожной. Этого ли вы хотите?

Одно мгновенное предчувствие, что видимый мир содержит какую-то великую тайну, — это еще далеко не та животворящая и плодоносная вера, освещающая наш путь и указующая цель. Сказать, что «есть что-то», — еще не значит увидеть свет дня. Это значит, что путник едва-едва заметил в ночном мраке расширенными своими зеницами приближение рассвета. А от него до восхода солнца еще долгий путь. Если бы вы сказали: «Есть Кто-то», вот так, с большой буквы — заря зарумянилась бы над горизонтом вашей жизни.

Познайте Творца своего, дорогой мой брат. Это важнее познания Его творений. Не пополняйте общество тех, о которых апостол говорил: и служили твари вместо Творца.[8] Се, Всевышний Художник стоит перед Своим произведением. Вы слишком засмотрелись на Его прекрасные полотна, которые поначалу открывают глаза, а затем слепят. Почему не подойдете к Художнику и не познакомитесь с Ним? Христос для того и сошел на землю, чтобы протянуть вам руку и познакомить с Творцом. Кто не подойдет ближе к Художнику на этом свете, в Его изумительной мастерской, не познакомится с Ним, не представится и не поклонится Ему, тот не будет допущен в небесный чертог Его.

Говорю вам это, вернувшись недавно с похорон. В городе умер один благочестивый молодой человек. Лицо его на смертном одре было светло, светлее, чем при жизни. Жил по вере и в вере упокоился. Совсем молодой, но мудрый. А вы уже не столь юны. Мир вам и милость от Господа, — священник поднялся и шагнул к аналою.

 — Я знаю этого человека, — прошептал Риехакайнен, — это наш сосед по площадке, Владимир, белокровие у него было, сын Надежды Михайловны, он в церковь все время ходил, за это его дразнили во дворе попёнком.

Капитан подумал, что и сам не раз подсмеивался над нелепым с его точки зрения парнем. Не думал, что когда-либо станет этого стыдиться. Но сейчас ему было не по себе, он чувствовал озноб, горький ком подкатывал к горлу. «Совсем молодой, но мудрый», — вспомнил он слова священника и едва не заплакал…

Свет везде погас, и мощный бас Макария, оглашая первый псалом шестопсалмия, раскатился под сводами храма:

«Господи, что ся умножиша стужающии ми! мнози востают на мя; мнози глаголют души моей: несть спасения ему в Бозе его…»

Начиналась утреня. Как раз в этот момент в храм вошел майор Васнецов. Темнота не позволила ему понять, где, в каком месте, он находится, так что к удивлению у него причин не было. Он заметил лейтенанта Спиридонова и крикнул ему в ухо:

 — Какого рожна вы не доложились? Почему я должен вас искать? Где Ободов?

Высоченный и худой, как жердь, Спиридонов вытянул шею и указал рукой куда-то во мрак. Но тут к майору подошла старушка и поманила его за собой. Они пробирались в темноте, а над ними, словно само небо рушилось на землю, гремело:

«Царь же возвеселится о Бозе, похвалится всяк кленыйся Им, яко заградишася уста глаголющих неправедная…»

 

* * *

О, в этом испытанье строгом,

В последней, в роковой борьбе,

Не измени же ты себе

И оправдайся перед Богом...

Тютчев Ф.И.

Кабинет Васнецова соответствовал спартанскому боевому духу: никаких тебе батарей отопления и даже обогревательных приборов, а из мебели — стол и четыре стула. Еще видавший виды сейф и пара тумбочек, заваленных бытовым и рабочим хламом: тарелками, кружками стаканами, стопками бумаг и книг. Единственным украшением являлась висящая на стене большая фотография бойцов отряда в полной амуниции.