Заметив, что подполковник ежится от холода, Васнецов налил ему чая из стоящего на столе термоса. Потом продолжил рассказ.
— Знали бы вы, насколько я тогда был зол, — признался он, — разорвать был всех готов! Но тут подходит ко мне старушка и ведет меня буквально за руку к какой-то двери. Представляется старостой храма Анфисой Сергеевной Воскресенской.
«Пройдемте, — говорит, — в мои апартаменты, я вам там все объясню».
Мы входим в длинный коридор, налево и направо — повороты, по стенам — много дверей, идем мимо всего этого. Только я начинаю удивляться, а она уж мне и говорит:
«Все нормально, это мы в крипте находимся, в подземной части храма, проект очень мудреный, архитектора Юрия Ширяева. Не слышали о таком?»
Про такого я не слышал и как под землю спускались, не почувствовал. Об этом и говорю. Ничего, успокаивает она, все поначалу удивляются. Мы сворачиваем направо, потом налево, идем еще минут пять, наконец, останавливаемся у какой-то двери, заходим и оказываемся в помещении, похожем на русскую избу, нарядную, как картинка.
— Ага, — вмешался в рассказ майора Василий Петрович, — половички кругом, салфеточки, картиночки в рамочках, а на печке старушечка спит, так?
— А вы откуда знаете? — удивился Васнецов. — Да, и печка, и старушка на ней, Анна Васильевна — так все и было. Замечательная женщина! Она рассказала, как в 1903 году побывала на канонизации преподобного Серафима Саровского. Великие торжества были, присутствовали Государь с царицей и придворными. В это время в Дивеево подвизалась блаженная Паша Саровская. Так вот, Николай II был с Государыней у нее в келье, и она предсказала про надвигавшуюся на Россию катастрофу: гибель династии, разгон Церкви и море крови. А когда началась Первая Мировая война, она очень переживала о гибели солдат. И ей было видение, будто бы стоит она в незнакомом месте. Ночь. Небо темное. На земле ни зги не видно. И, вдруг, разверзлось небо, и в ослепительном величии явился на небе град Сион, то есть Иерусалим. И от града этого спустилась до земли величественная лестница. И вдруг, видит она, что откуда-то появись воины: идут они в серых шинелях, с винтовками за плечами, идут один за одним, целое огромное воинство, полки за полками, идут к лестнице и без всякого труда, как безтелесные, восходят по ней и скрываются в открытых вратах небесного Иерусалима; загораются на них венцы такой красоты и сияния, что их описать невозможно. И долго она стояла, смотрела на них и плакала. А они все шли и возносились по лестнице к небу, и сияли своими венцами, как яркие звезды. Так ценен в очах Божиих ратный подвиг!
— И как ты всё это смог запомнить, майор? — удивился Пузынёв. — Меня так спроси, я и десятой доли твоего рассказа не повторю.
— Я и сам себе удивляюсь, — признался Васнецов, — но запомнил все почти дословно.
— А что ж ты про обязанности свои забыл? Надо было трясти хитрых старух, почему отряд в ловушку заманили? Переполох на всю область навели?
— Насчет этих женщин вы не правы! И поищешь, лучше и добрее не найдешь. А Анна Васильевна — это вообще уникальное явление, гордость России, можно сказать, — тут Пузынёв пренебрежительно хмыкнул, но майор не обратил на это внимание и продолжал рассказ:
— Так вот, Анна Васильевна сказала, что большая война в России грядет, много погибнет солдат, да и гражданских. Появятся герои-воины, и святые будут среди них, целые роты. Но и предателей немало найдется — это те, которые за деньги, за возможность жить «красиво», в роскоши, будут продавать террористам оружие, важную информацию, покрывать и прикрывать бандитов на мирных территориях. Из наших бойцов некоторые тоже погибнут, и поднимутся по той самой лестнице, что видела юродивая Паша, но это только в том случае, если сохранят верность и веру, если по совести будут жить. Но как по совести жить, если без Христа? Без Него жизнь пойдет по принципу: вор у вора дубинку украл. Одни воры воровать будут, другие воры их ловить. Только доброму вору все впору. Так что ни закона, ни правды в жизни не останется. Прокуроры будут мелких жуликов для острастки сажать, а крупных покрывать, да еще с ними пить и гулять. Но не по зубам всем врагам и продажным душам окажется наша Россия, как бы им не блазнилось обратное! Пусть тысяча только останется в ней мужественных, честных людей, и они ее вынесут на плечах своих из гиблого места. Но ведь не тысячи таких будет — миллионы! Опомнившись, однажды весь народ вот так, как наш отряд, в храм войдет и в нем останется. Всё это будет! Так что важное дело свершилось, подполковник, быть может, начало нашей будущей победы! А вы говорите: докладывать, согласовывать! Если бы стали всё согласовывать да разрешений просить, так разве пришли бы все бойцы, весь разом отряд в этот храм? Нет! Анна Васильевна так и сказала. И я ей верю.
— Тут у меня возникает вопрос, разрази вас всех гром, — Пузынёв без усилий, более для виду, стукнул кулаком по столу, — почему это ты ей сразу поверил? Ты что, когда жулика или бандита поймаешь, сразу его россказням веришь?
— Да причем тут жулики? Мне Анна Васильевна такие вещи открыла, о которых простой смертный и знать-то не может. Нет, она не обыкновенный человек!
