— Это я понял, начальник, — Антоха облизнул губы длинным как у муравьеда языком, — другого не пойму: для чего эта гнилая затея с заявой? Я по телефону им так по ушам проеду, что они на крыльях полетят эту малину брать.
— Ты порожняк-то не гони, — усмехнулся Василий Петрович, — сам ведь знаешь, что одно дело анонимный звонок, совсем другое — подписанное заявление гражданина, тем более с такими фактами. Да из них всю душу вынут. Пока выяснится, что всё это туфта, может быть кого-то и не досчитаются? Дело-то ведь немолодое?
— Начальник, что у тебя за терки с тамошней братвой?
— Вот это не твое дело, пойдем, — Пузынёв указал рукой на освещенное окно переговорного пункта, — там, на столике, накатаешь заяву, а вот тебе листочек из журнала, здесь про ядерное устройство, почитаешь и запомнишь, чтоб потом намек верный дать. Не забудь этот листик уничтожить…
Когда все закончили, он дал Антохе последнее указание:
— Значит завтра к восьми ноль-ноль с заявлением придешь в известное тебе место. Ни на минуту нельзя опаздывать, у меня все рассчитано.
— Слушай, начальник, я ведь в деревеньке-то этой никогда не бывал, расколют меня, как пить дать, и на части порвут.
— Я тебе наметки дал, расскажешь с моих слов, потом на местности сориентируешься. У них времени особенно не будет на проработку: вдруг и вправду ядерные заряды, ну как рванёт? Да они кинутся туда сломя голову! Не боись, не расколют тебя сразу. Ну а дальше — само собой расколют, об этом мы говорили. Когда все успокоится, жди моего сигнала — тогда придешь ко мне за папкой. Ни пуха!
Василий Петрович вернулся в отделение и устроился в кабинете на диване. Ночь пройдет быстро, успокоил он себя, а завтра можно будет насладиться местью. Он специально назначил Антохе столь раннее время подачи заявления, рассчитывая, что, раскачавшись к обеду, карающий маховик Федеральной Службы Безопасности к концу дня разметает в щепки этот рассадник мракобесия в Больших Росах.
Утром он не спеша выпил кофе, потрепался с дежурными, вызвал шофера, собрался и на служебной «Волге» отбыл в свои владения.
Ворота ему открыл сержант, они теперь дежурили здесь по одному, но и эта начальственная привилегия, как предчувствовал Пузынёв, скоро будет от него отнята.
«Ладно, — думал он, отпуская в город машину, — дайте сначала насладиться местью, а потом придет время решать другие вопросы».
— Как тут? — спросил он, поприветствовав сержанта.
— Тихо, — доложил тот.
— Движение машин или людей в сторону деревни было?
— Все, как обычно, сегодня воскресная служба, колокола утром звонили, пара легковых машины проскочила к началу богослужения.
— Слов-то каких набрался: «богослужение»! — подтрунил над подчиненным Пузынёв, но заметив, что тот смутился, успокоил: — Ладно, служи, если что заметишь, сразу сообщи мне.
Он заварил кофе и устроился в гостиной у телевизора смотреть новый боевик, кассету с которым взял у дежурного в горотделе. На середине фильма уснул, и разбудил его сержант, отрапортовавший через приоткрытую дверь о движении на дороге. Пузынёв встрепенулся, посмотрел на мерцающий пустой экран, потом вскочил и выбежал на улицу. Сержант поджидал его у крыльца.
— Что там? — Василий Петрович указал рукой в сторону ворот.
— Несколько минут назад в деревню проследовали две черных «Волги», два черных микроавтобуса, непонятный черный фургон и еще автозак, — сержант на мгновение задумался и добавил: — тоже черный, в МВД таких нет.
— В черном фургоне наверняка специальное оборудование, а ты молодец, — похвалил Пузынёв сержанта и сам, словно помолодев, расправил грудь, — иди, наблюдай дальше.
«Вот и все, — подумал он, когда остался один, — хотя Карл Маркс и утверждал, что мир никогда не удавалось ни исправить, ни устрашить наказанием, но иных методов никто еще не изобрел. Посмотрим, в пору ли вам придется мое наказание?»
— Не все коту
