Анну Петровну буквально вытолкнуло из сна острое предчувствие беды. Что-то случилось! Она встрепенулась и решила, было, что умерла сестрица.
— Антонина! — закричала она в голос, но тут же услышала:
— Здесь я сестрица, здесь.
Что же это такое? Господи, помилуй. И тут она поняла, что не слышит тиканья будильника. Много-много лет она аккуратно его заводила каждый вечер, и накануне тоже, и он не подводил, без устали, как какой-нибудь былинный богатырь, стучал себе и стучал, но вот... все-таки остановился. Не к добру это. К беде... Значит скоро? Действительно скоро? Господи, не забирай ее, — взмолилась она, — как же я одна?
Протянулись первая, вторая и третья недели поста. Сестрица почти что не ела. Она выпивала раз в день теплой водички, а иногда и от этого отказывалась. Кушала лишь в субботу и воскресенье — по одному разу. В Благовещение ее причастил батюшка из Мироносицкого храма. Антонинушка воспрянула и посвежела лицом, но через пару дней уже не смогла подняться с кровати и лежала теперь, вышептывая непресекающуюся молитовку. На это давал ей Господь еще сил.
Анна Петровна уже не плакала, она смирилась и подолгу сидела рядом с сестрицей, словно желая напоследок на нее насмотреться. А за окном все дышало весной. Снег совсем сошел, и деревья набухали жизнью. Природа лишь готовилась, а люди уже ожили: детвора играла в футбол, и покрикивали выпивающие за доминошным столом мужички. Такова жизнь: совсем незаметно перетекает она из нынешнего века в будущий и те, которые остаются не замечают этого, предаваясь привычной суете. Самая великая тайна всех времен — тайна смерти — остается вне этого круга повседневной суеты. Увы!
В субботу, перед цветоносной неделей, Антонинушку соборовали и еще раз причастили. Сделал это все тот же безотказный мироносицкий батюшка, спаси его Господи. Ах, если бы мог приехать батюшка Валентин! Но у него столько страждущих чад, столько неотложных обязанностей и дел, что оторваться от прихода невозможно никак. Даже на епархиальные собрания давным-давно не ездил батюшка, что всегда обрушивало на его голову недовольство церковного начальства. И отпусков никаких не было — уже много-много лет. Но, слава Богу, думала Анна Петровна, не осталась сестрица без напутствия. Слава Богу!
Так с Божией помощью дожили до Пасхи. Словно в ладошках, бережно несла Анна Петровна Благую весть о Воскресении и с порога комнаты возвестила сестрице:
— Христос Воскресе!
— Воистину Воскресе! — тихо отозвалась Антонинушка.
Анна Петровна подошла к сестрице и они похристосовались.
— Возьми сестричка дорогая! — протянула Анна Петровна красное пасхальное яичко.
Антонинушка приняла и чуть заметная улыбка тронула ее безцветные, без кровинушки губы:
— Помнишь, Аннушка, сон я видела про яичко?
— Про яичко? Ах да! — не сразу вспомнила Анна Петровна.
Года два назад увидела сестрица такой сон. Кто-то стучит ей будто в окошко. Она открывает раму и видит юношу в светлых одеждах. Тот протягивает ей красное пасхальное яичко и говорит: “Это тебе за среду и пятницу!” Такой был сон. Понятно, что постница Антонинушка была великая, среду и пятницу сызмальства неукоснительно блюла, но почему такой подарок, да еще летом, когда Пасха давно миновала? Так и остался сон неразгаданным...
— Вот и дожили мы с тобой до Воскресения Христова, — по плечику погладила Анна Петровна сестричку, — теперь, с Божией помощью, до Троицы будем жить.
Антонинушка смотрела с радостью, но было в ее глазах и нечто непонятное для Анны Петровны — некое знание о грядущем, о котором сестрица помалкивала. Что-то будет? Что-то подаст Господь?
Во вторник на Светлой седмице кто-то негромко постучал в дверь. Анна Петровна удивляясь, — отчего не звонят? — пошла открывать. На пороге стояла женщина будто бы и знакомая, но столь смутно, что узнать сразу не удалось
— Я из Печор, Галина, помните? В Камно мы видались пару раз.
— Галина? Помню, помню, проходите, — и вправду теперь вспомнила Анна Петровна.
Женщина замялась и спросила:
