После обычной процедуры с браслетами, они вышли во двор. Солнце едва вылезло из-за лесной кромки, но уже вспучилось, будто примерилось сразу прыгнуть в зенит. Растерянное бледно-голубое небо явно не знало, чем прикрыться от надвигающейся жары: во всю небесную глубину не наблюдалось ни единого облачка. Да и ветра совсем не ощущалось. Быть жаре! Но пока еще веяло прохладой, и можно было вздохнуть последнюю по-рассветную свежесть, увы, уже ускользающую из пор земли вверх незаметными прозрачными струйками.
Прямой потянулся во всю свою ширь, хрустнув затекшими за ночь суставами, мог бы и еще шире, но металлический браслет, будь он неладен, приковывал к пышущей утробным жаром Кабаньей туше. “Все равно хорошо. Хо-ро-шо!” Он огляделся. С крыльца открывался чистый прямоугольник двора квадратов на двести, слева ограниченный двумя сараями, с покосившейся кабинкой туалета меж ними, а справа и во фронт — дощатым двухметровым забором с тремя рядами колючей проволоки по верху. Прозрачные створки ворот — перекрещенные той же “колючкой” прямоугольники из бруса — были закрыты, и за ними просматривалась дорога, поле и лес. По правую руку от крыльца — шатровая поленница березовых дровишек, подле нее скамейка, а на ней два все тех же вчерашних мужика с “кипарисами”. Они покуривали и равнодушно глядели на пленника. А у самого крыльца их, улыбаясь, поджидал водитель знакомого “каблучка”. Его юное, чисто умытое, лицо лучилось смехом:
— Здравствуйте, Сергей Григорьевич, как вам у нас?
— Да кисловато у вас, братан, — попытался сделать строгое лицо Прямой. Он хотел разозлиться, но почему-то это никак не выходило, и рот его, того и гляди, готов был растянуться в глупой ухмылке. Он стиснул зубы, но глазами все равно невольно улыбнулся и пошутил: — С какого возраста в вашу кодлу принимают? После семилетки? Или надо школу рабочей молодежи окончить?
— У нас, Сергей Григорьевич, — наставительно ответил юноша, — все согласно устава и правил внутреннего распорядка. Нарушений — ни-ни!
— Ну что, Охотник, — спросил Кабан у парнишки, — в сортир-то его можно или так пускай?
— Нехай идет. Кто портки ему стирать будет?
“Дела! — подивился Прямой. — Значит юный Охотник тут важная фигура? Ну ладно, будет время — и с ним потолкуем”.
Отстегнутый от Кабана, он зашел в ветхую уборную, в которой, однако же, было идеально чисто. “Работают здешние шныри!” — отметил он с удовлетворением. Он не торопился, да и Кабану за дверью спешить было некуда. Вдруг явственно донесся шум приближающегося автомобиля.
— Эй, быстро наружу! — зашипел в дверь Кабан.
— Нет, пусть уж теперь сидит, — запретил Охотник, — заметить могут, близко уже.
Прямой приник к щели в стене и увидел, что к воротам подкатил ментовский желто-канареечный УАЗик. Охотник уже выходил на встречу, а только что сидевшие на скамейке парни с “кипарисами” словно растворились во дворе. Однако взамен появился некто новый в военной форме — фуражке с зеленым околышком, погонами прапорщика и штатной кобурой на портупее. Он лениво маячил за спиной у Охотника, а тот что-то спокойно объяснял двум, подошедшим к воротам рослым ментам. У самой машины стояло еще двое с укороченными АКМ-ами. Серьезная, однако, команда. Двое у ворот настойчиво пытались войти, но Охотник незыблемо стоял у них на пути: он был спокоен, вежлив и непреклонен. Менты потолкались еще пару минут, помахали руками и убрались, обдав Охотника сизым вонючим выхлопным дымком УАЗика.
Кабан тут же вломился в сортир, выдернул Прямого наружу и защелкнул замок браслета.
— Вот ведь оказия, — ворчал он, — и откуда здесь менты? Не должно их тут быть.
— Чего кипешуешься? — спросил Прямой. — Это ж ваши смежники, товарищи по оружию?
— Всяко бывает... — начал Кабан, но одернулся, — Тебе-то что, твое дело арестантское. Лады?
Они наскоро позавтракали, запив сухие печенюшки стаканом растворимого кофе. Кабан был серьезен, собран и молчалив. Он что-то выискивал во всех углах комнаты и складывал в большую пятнистую сумку-трансформер. Занавески были откинуты, и Прямой видел, что во дворе тоже суматоха, и в ней задействованы все знакомые персонажи, включая прапорщика плюс еще двое-трое незнакомых людей в камуфляже. Откуда-то, наверное, из дальнего сарая, был выкачен знакомый обшарпанный “каблучок”, и в него сообща закидывали какое-то оборудование, сумки, узлы, свертки. Руководил всем Охотник. “Да, он тут, действительно, шишка!” — еще раз подивился Прямой. Опять донесся шум мотора и вскоре появился черный джип — “Чероки” с тонированными стеклами. Ворота для него тут же открыли. С водительского места выскочил следователь Генрих Семенович и о чем-то заспорил с Охотником. “Нет, — отметил Прямой, — есть все-таки и над нашим юнцом начальники”. Генрих Семенович отдал несколько коротких команд, так что все забегали еще быстрее, а сам вскочил на крыльцо. Через секунду он уже был в комнате и, поздоровавшись, сделал несколько нервных кругов вокруг пленника,
