потом махнул Кабану, чтобы тот вышел.
— Ладно, — сказал он присев напротив Прямого, — ситуация меняется и, надо отметить, не в лучшую сторону. У нас экстренная эвакуация.
— Это у вас, — раздраженно поправил Прямой, — у меня все по-старому. И с чего кипеж? Ну, были какие-то менты — да и хрен бы с ними. Задергали вас на спецподготовках. В натуре, рамсы попутали!
— У нас, у нас, — торопился Генрих Семенович, пропустив, кажется, всю тираду Прямого мимо ушей, — а у вас — даже более, чем у прочих. Теперь вы тут главная фигура. Времени совсем нет, поэтому открою карты. Я знаю, Сергей Григорьевич, что у вас есть черный атташе-кейс, который вы получили примерно полгода назад от некоего доверенного лица Герасимова Николая Кузьмича. Я не буду вас спрашивать, что находится в этом аташе-кейсе, думаю, что вы этого тоже не знаете. Но это, поверьте, и лучше. Мне пока не известно, где вы его схоронили. Дня через два-три узнал бы, но возможно — их у меня и не будет.
В двух словах о том, что все же вам знать необходимо. Айболит в последнее перед арестом время был вовлечен в крутую финансово-политическую аферу, связанную с Северным Кавказом. Наверное, и не рад был, что влез, хотя теперь ему уже все равно. Так вот, все здесь в одной куче — финансовые потоки, лоббирование в парламенте, прессинг общественного мнения через масс-медиа, оружие, война компроматов. Участников много, но у всех, кроме отсутствия совести, есть еще нечто общее — взаимная ненависть. Все участники этой игры ненавидят друг друга и готовы в любую минуту сожрать.
Компроматы готовят все на всех, но стоят они по-разному. Иного могут просто пожурить, за то, что он подонок, убийца и предатель, а иного же и наказать, сильно наказать или, по крайней мере, лишить возможностей жить в свое удовольствие. К Айболиту попали, возможно, даже что и случайно, опасные компроматы на очень влиятельных людей из Москвы — это люди бизнеса, люди масс-медиа и люди государственной власти. Айболит сплавил их вам на хранение, понимая, что это похуже, чем бомба. А вы — его должничок, и далеки от всех этих грязных игр, так сказать — правильный провинциальный бандит. Одно могу сказать — теперь кое-что изменилось, и вы тоже в игре. Противник у нас сейчас очень серьезный. Те ваши неприятности в Крестах, от которых вас отмазал Айболит — это детский лепет. Где его авторитет? Пшик: заточка в сердце — и нет Айболита. Против нас же напирает машина...
— Но ведь вы — спецслужба, — удивился Прямой. — Кто может на вас наезжать?
— Да, мы часть этого механизма, — устало пояснил Генрих Семенович, — смею вас уверить — не худшая часть. Но только в структуре ФСБ действуют тринадцать подразделений: и Департамент контрразведки, и Департамент по борьбе с терроризмом, и Управление по разработке ОПГ, ну, и прочие. Это огромная машина, в которой крутятся до сотни тысяч только штатных сотрудников, она стучит, работает, и ее, знаете ли, можно даже использовать втемную, что бы задавить человека, который кому-то неугоден.
— Так значит, вас свои же менты и мочат? — криво усмехнулся Прямой. — У нас хоть понятия, а у вас? Бардак!
— Все сложнее, и, одновременно, проще. С одной стороны, некоторый каннибализм неизбежен — он есть часть саморегуляции системы; с другой стороны, есть отдельные элементы, которые, номинально являясь ее частью, уже фактически таковыми перестали быть, так как давно перестроились на самоудовлетворение. Раньше это называлось весьма просто — предательство. Но теперь у предательства есть много личин — гласность, демократия, свобода слова, плюрализм и так далее. Под такую сурдинку можно продать, что угодно... Опять же, есть пирамида власти. Это сотни и тысячи нитей, которые выползают из всех управленческих коридоров, коридорчиков и тупиков, перемешиваются в огромный сумбурный клубок, безобразно шевелящийся, трясущий полномочиями, во все вмешивающийся и отдающий приказы... Но об этом не сейчас. Сейчас запоминайте номер телефона, по которому в экстренном случае вам следует позвонить. Вам нужно обязательно передать этот кейс тому, кто вам ответит. Обязательно! Иначе его все равно найдут, с большой кровью, но найдут, и вам после этого, поверьте, никак не удастся остаться в живых.
Генрих Семенович назвал номер, потом повторил и Прямой кивнул, подтверждая, что запомнил.
— И еще, Сергей Григорьевич, — следователь вытащил из кармана какую-то фотографию и держал ее пока обратной стороной кверху, — это, может быть, и не относится к делу, но позвольте удовлетворить любопытство. Вы, конечно, знаете этого человека?
Он перевернул снимок, и Прямому мило улыбнулся Павел Иванович Глушков.
— Знаете?..
Ответа, в общем-то, и не требовалось. Достаточно было взглянуть на побелевшего вдруг лицом Прямого, на его широко раскрытые глаза, которые, возможно, видели сейчас нечто большее, чем просто мужчину на фотографии...
— Итак, Павел Иванович Глушков, по некоторым данным пропавший без вести три года назад. Удачно, надо сказать, пропавший: только развернулся человек, взял под себя большую часть братвы, наладил бизнес, контакты, и на тебе — уехал в неизвестном направлении. Но, с другой стороны, кто-то якобы где-то его видел, и это отмечено в уголовном
