деле. На Канарах или Ямайке? Не помните? Да уж, срок большой — три года. Поделюсь с вами тем, что знаю я: его видели позавчера двенадцатого мая в четырнадцать часов пятьдесят две минуты. Он двигался по детскому парку в северо-западном направлении и был замечен вторым сектором наблюдения. Так что там насчет вашей встречи с Павлом Ивановичем? Вы же сами сказали...
— Нет, — прохрипел Прямой, схватившись за горло. Ему было сейчас плохо, по-настоящему — почти как там, в парке. — Не может быть... нет...
— А почему? — живо воскликнул Генрих Семенович. — Нет, никто ведь вас за язык не тянул называть его имя. Вы назвали, я кое-что проверил и вот: интересная получилась петрушка.
— Кто? — хрипел Прямой. — Кто его видел?
— У вас дрожат руки, Сергей Григорьевич, — удивленно заметил Генрих Семенович, — Что с вами?
— Кто-о?
— Вам нужна фамилия? Так я не могу назвать. Впрочем, и к делу подшить мне особенно нечего. Открою вам тайну, Сергей Григорьевич: опять подвела нас техника, агент-то его видел, а на видеопленке — пшик, пустое место! Но я верю агенту, и вам верю — когда двое что-то видят — это серьезно! И в то же время, удивительное дело, я и чутью своему верю: не мог такой человек, как Павел Иванович Глушков, исчезнуть так просто, кроме как в подземное царство Аида. Нюх у меня, Сергей Григорьевич — это профессиональное! Вот и раздваиваюсь я. Не знаю, чему верить? Не разъясните ли ситуацию?
Генрих Семенович внимательно посмотрел на Прямого и грустно резюмировал:
— Не разъясните. А жаль... Он хлопнул себя по коленям и встал. В это время в комнату вошел Охотник.
— Вроде, все готово, — доложил он и кивнул в сторону Прямого: — Что с ним?
— С ним все нормально, можешь не обращать на него внимания, докладывай. Да, выдай ему “скат” пятой степени защиты. Безопасность свидетеля — прежде всего.
Охотник молчал и с опаской смотрел на Прямого, но Генрих Семенович поторопил:
— Давай, давай, говори. А ему не до нас, у него, похоже, стресс.
— Все готово, запускаем вариант “В”
— Нет, — оборвал Генрих Семенович, — “С”, только “С”, если и на него осталось время.
— “С”? — Охотник заметно помрачнел. — Но почему?
— Да потому что у нас час-полтора времени, голубок. Хоть ты и Охотник, но ни хрена ты не сечешь в оперативной обстановке. Через тридцать минут, как только перетрут все что надо с Москвой, они начнут операцию. Ну, еще столько же будут разбираться с заградительной полосой, делать коридоры, занимать позиции. Итак, максимум через полтора часа они предстанут пред твои светлы очи. Я не знаю, какие они будут применять средства, но если у них широкие полномочия, то сам понимаешь... Поэтому, я через час с командой отбываю на машинах, а вы с фигурантом по варианту “С” уже через сорок пять минут. Ясно?
— Так точно! — вытянулся Охотник.
— Все, сынок, прощай и не поминай лихом, — Генрих Семенович потянулся, обнял его и троекратно поцеловал.
— Прощайте, товарищ полковник, — Охотник щелкнул каблуками и бегом выскочил из комнаты.
Последнее Прямой все-таки услышал. “Полковник, — отпечаталось у него в памяти, — полковник...”
* * *
Издали и поляна, и лес выглядели совершенно пустынными. Молчаливо застыли березки, прикрываясь от жары зелеными зонтиками листьев. Ветра совсем не было, но сосны все равно шелестели колючими ветками, рассеивая в воздухе душистые хвойные ароматы, а рядом в полевом разнотравье так же мирно трещали кузнечики, словно подтверждая: “В лесу все в порядке”. Все так и было бы, если бы изредка меж деревьев не мелькали какие-то тени, двигавшиеся совершенно бесшумно, но с явной целеустремленностью.
