А атташе-кейс действительно был. Был. Его передал Прямому некий питерский нотариус, когда Айболит уже был на зоне...
* * *
Ему чудом удалось выбраться из Крестов, и дальше он пошел по делу свидетелем. Адвокат съел не меньше десяти “штук зеленых”, но съел их не зря! Прямой отбыл домой в Псков и отрывался дней семь по полной программе: кабаки, гостиницы, квартиры — все мелькало и крутилось вокруг... Но на исходе этой безумной недели рано утром в люксовом номере отеля “Рижский”, где отдыхал он с местной мадам, заявился некий немолодой лысоватый субъект. Был он довольно скользкий на вид и, возможно, на ощупь — только совсем не хотелось это проверять. Глазки его так и бегали по сторонам, никак не желая смотреть в глаза собеседнику, а манера речи была до того тягомотной, что Прямой сразу испытал сильнейшее желание плюнуть визитеру на лысину и вышвырнуть прочь. Если бы не малява от Айболита, он наверняка так бы и сделал. Но, увы, пришлось слушать Борисыча, как рекомендовал его в маляве Айболит, по словам которого выходило, что надежнее этого самого Борисыча и нет-то никого. Может быть, оно было и так, но Борисыч (или нотариус, как он сам о себе пояснил) загибал такой долгий и непонятный базар, что терпеть его стоило большого труда.
— Вы, конечно, понимаете, — говорил Борисыч, — всю конфиденциальность этого визита, и, как человек весьма искушенный, должны правильно осознать и сделать соответствующие выводы, что характерная особенность момента требует соблюдения некоторых условий и, так сказать, строгой негласности. Поэтому гораздо удобнее было бы создать условия, при которых возникла бы возможность исключительно конфиденциальной беседы...
Он говорил еще минуты три, прежде чем Прямой наконец понял, что требуется удалить из номера посторонних.
— Да что б тебя, — ругнулся он, — сказал бы сразу: “гони шмару”, а то какие-то “условия, особенности момента...”
Через минуту они остались одни, и Борисыч вручил Прямому тот самый атташе-кейс.
— Здесь некоторые деловые бумаги Николая Кузьмича, которые важно сохранить до его возвращения, — пояснил Борисыч и отомкнул замочки. — Давайте посмотрим, чтобы в дальнейшем у вас не было никаких искушений на этот счет, а то вдруг вам однажды придут ложные соображения насчет того, что там могут иметь место находиться некие валютные или иные денежные средства или тому подобные ценные вещи.
В кейсе, действительно, были лишь папки с какими-то бумагами, и несколько дискет — ничего интересного.
— Вот так, — сказал Борисыч, закрыв замочки и немного над ними поколдовав, — эти документы представляют важность только для Николая Кузьмича, поэтому вы должны отдавать отчет, что никому другому читать их не следует. А без этих ключиков, кстати, чемоданчик открыть-то и невозможно, вернее открыть, наверное, можно, но вот содержимое при этом окажется уничтожено. И не спрашивайте как — это секрет фирмы-изготовителя. Поэтому проникнитесь важностью момента и не забывайте, чем вы обязаны добрейшему Николаю Кузьмичу, а он, в свой черед, обещает урегулировать вопрос насчет сроков возвращения вашего долга к обоюдному удовольствию и...
— Короче, я понял, — не выдержал Прямой (он и сейчас еще продолжал догуливать деньги Айболита, правда оставались уже сущие крохи, а возвращать ведь надо сполна), — положу эту вещь в хорошее место, где никто никогда искать не будет. А читать — какой базар? На хрена мне вообще это читать?
— Вот-вот! — радостно потер друг о дружку ладошками Борисыч. — Это самое важное. Подальше, и в такое место, где не будут искать, — это вы правильно решили, прониклись моментом, так сказать. Только нужно предусмотреть промежуточный вариант. Вдруг, не дай Бог, конечно, с вами что-то произойдет, а Николаю Кузьмичу срочно понадобятся его бумаги?
— Ну, — Прямой почесал затылок, — пусть звонит по этому телефону.
Он назвал Борисычу номер, который тот аккуратно записал в маленький свой блокнотик.
— Пусть позвонят, скажут, что от Айболита и назовут тот телефон, который сам Айболит давал мне в Крестах — он знает, о чем речь. Это будет пароль. Как только назовут — узнают, где бумаги.
— Пойдет, — сразу согласился Борисыч и еще несколько минут рассуждал о важности момента.
С большим трудом Прямой его все-таки выдавил за дверь. Борисыч растворился в воздухе и исчез из памяти Прямого на долгое время. Связующим звеном стала Евгения, дальняя его родственница, а кейс он упрятал к Марии Сергеевне, одинокой старушке, которая давным-давно в начальных классах учила его математике, русскому и еще чему-то уже позабытому. Может быть тому, что “широка страна моя родная…”
* * *
