“А ты, и впрямь, широка... девяносто восемь, девяносто девять, сто, сто один, — удалось ему, наконец, перевалить за первую сотню. — Евгения... Не подставил ли я мышонка? Не хотелось бы подводить сестрицу. Да, нет, слишком она дальняя, связи между нами — никакой…”
Прямой изнемогал от жары, а сапоги, казалось, наполнились жидким цементом. Слева приблизился берег, по крайней мере, густая осока и частые кустики ольхи навевали надежду на нормальную твердую почву. “Или сейчас, или никогда!” — решился, наконец, Прямой.
— Ой! — громко застонал он и схватился руками за живот. — Ой!
— Что случилось? — Кабан остановился и сделал шаг в его сторону.
— Ой! Живот! — опять простонал Прямой и согнулся.
Кабан подошел почти вплотную, не зная, чем можно помочь. “Пора!” — Прямой резко разогнулся и провел чудовищной силы апперкот в широкий Кабаний подбородок. Такой удар уложил бы любого — если не на смерть, то надолго с сильнейшим сотрясением мозга. Мощное тело сержанта содрогнулось, и он сделал шаг назад, потом еще один... Нет, он не упал, хотя нокдаун, наверняка, словил. Он тряс головой и слегка пошатывался. Но Прямой вдруг понял, — словно озарило — что это ненадолго, что сейчас вот-вот он очухается и просто раздавит его, как перезрелый помидор — без всякого бокса и карате. “Нет, это не гора мяса — это прямо-таки гранитная скала! Бежать...” Прямой, скидывая на ходу рюкзак, ринулся в сторону кустов, на встречу, как ему казалось, твердой земле, но через десять шагов вдруг почувствовал, что ноги его разом ухнули вниз, в вязкую топь, и следующий шаг стал уже невозможен... Он медленно погружался, не веря еще, что это конец. Вспомнив, что надо лечь на живот, попытался, было, найти равновесие, но ноги уже были слишком глубоко внизу. Это уже не сон! Он вдруг отчетливо это осознал и прохрипел:
— Помоги-и-те…
Что-то хлестнуло его по щеке. “Что?” Скосив глаза в сторону, он увидел вьющийся змейкой конец веревки… Задача без неизвестных: пресловутая соломинка, за которую надо ухватиться… Недолго думая, он вцепился в веревку мертвой хваткой...
Даже для мощного Кабана это было нелегко — вытащить его, уже почти утонувшего, из смертельных объятий трясины. К тому же сержант не вполне еще пришел в себя. Нет, все-таки очухался, потому как вытащил, а потом присел на корточки прямо в черную жижу и тяжко с надрывом, задышал. Из его носа тоненькой струйкой сочилась кровь. Он вытер лицо кулаком, и оно стало черным от грязи, но сейчас это было неважно. Через несколько минут он поднялся и за шиворот потянул вверх Прямого.
— Вставай! Надо идти...
— Не могу, — прохрипел тот, пытаясь улечься в воду. Но сержант, закинув его руку себе за шею, ухватил под мышку и поволок куда-то вперед, к ведомой только ему цели...
У Прямого не было сил. Накатило полное безразличие — будь, что будет. Он ожидал, что Кабан отметелит его, как сделал бы он сам, окажись на его месте, но тот не сказал даже лишнего слова, лишь это свое: “Надо идти...” и еще добавив, что осталось уже самую малость. Он продолжал тащить Прямого под руки, будто бы и не побывал только что в переделке. А Прямой… он перестал считать шаги.
Впрочем, действительно, идти оставалось недолго. Они вышли, наконец, на твердую землю, но она все еще будто бы колебалась под ногами. Позади остались рахитичные сосенки и березки, и над головами сомкнулся настоящий еловый лес, такой густой, что свет процеживался, как сквозь густое сито, через плотную еловую хвою, проникая вниз микроскопическими дозами. Здесь-то в полумраке, у небольшого пригорка, Кабан остановился, скинул на землю рюкзак и присел на корточки. Прямой сделал то же, только вот рюкзак его остался где-то в недрах болота дожидаться археологов будущего века. Совершенно бесшумно, будто материализовавшись из воздуха, появился Охотник. Но у Прямого не было уже сил удивляться, он молчал и тупо смотрел перед собой.
— Прошу домой, — негромко сказал Охотник, указывая на склон пригорка, где прямо в земле зияло квадратное отверстие люка, — На ближайшее время это будет наша лесная дача.
По короткому наклонному тоннелю они спустились вниз и попали в небольшое прямоугольное помещение, освещенное тусклой лампочкой. По обе стороны у стен сооружены были двухъярусные нары, а в центре стоял стол и две скамейки. У дальней стены громоздились какие-то ящики и была еще одна дверь, завешенная брезентом.
— Располагайтесь, Сергей Григорьевич, — Охотник ткнул рукой на нижние нары, а потом забросал сержанта вопросами: — Как дошли? Что вертолеты? Как пожар, натурально смотрелся?
— Сносно дошли, — ответил тот, кольнув острым взглядом Прямого. — А пожар хлипковат. Надо было дымку-то поддать. Не дотянули…
— Да, что это у тебя с физиономией? — рассмотрев наконец, спросил Охотник.
