— Сергей, послушай меня, — обратился он вдруг к Прямому, — мне осталось недолго.
— Откуда ты знаешь? — попытался, было, успокоить Прямой. — Отдохнем и дальше двинем. Здоровья у тебя хватит…
— Нас многому учили, — не слушая его, продолжал сержант, — и работать на пределе сил тоже. Так вот, свой лимит я уже исчерпал. Ты вот что… Ты меня похорони. И имя, имя мое запомни — Роман. Лады?
— Да, — ответил Прямой, сразу вспомнив свои странные сны (ведь так и есть: Роман!).
— Вот и познакомились, — Сержант улыбнулся, — Хотя, будто год уж знакомы — столько всего накрутилось за это время. Ты, Сергей, вот что, ты доведи дело до конца, передай эти хреновы документы… что бы не зря, значит, весь сыр-бор. Лады? И еще одно сделай обязательно: в церковь сходи, отпевание по мне закажи. Имя мое теперь знаешь, оно только и нужно для отпевания. Господь все остальное Сам управит. Обязательно сделай. Если про Лешку что узнаешь, — ну, что не жив, — тоже самое сделай. Лады, Сергей?
— Да, — пообещал Прямой, — только не понимаю я ничего в этих церковных тонкостях.
— Все узнаешь, попомни, что Лешка тебе говорил. А сейчас пойдем, пока еще могу. Можно и тут, конечно, помирать, но, чувствую, надо идти, надо…
Это самое “надо” и двигало ими. Час, два… а может быть и не час, и не два, а всего каких-нибудь пятнадцать минут? Прямой просто забыл о времени. Он еще никогда не жил с таким напряжением сил, на краю физических возможностей или, скорее, за краем. Он уже не думал о том, что сил не осталось, просто раз от разу переставлял ноги, поддерживал норовящего вот-вот упасть Сержанта и приближался к какой-то неведомой ему цели. Шаг за шагом…
А в голове, словно колесо обозрения в ботаническом саду рядом с Зеленым театром, только обратным порядком, раскручивалась спираль времени. Он перескакивал от одной раскачивающейся кабинки к другой, и с каждой открывался свой временной горизонт. Он всматривался в эту знакомую, полузабытую даль. Все это было, было…
* * *
Боксом он стал заниматься с четырнадцати лет в пику отцу с его репутацией и партийным авторитетом. Добился неплохих результатов и дважды был чемпионом области среди юношей…
Ему нравился бокс, и ему нравилось быть настоящим мужчиной. Часто он подолгу рассматривал в зеркале свое лицо и старался придавать ему жестокое, безжалостное выражение, свойственное, как думалось ему, настоящим мужчинам. Он любил свое лицо: выразительные темно-серые глаза, красиво очерченный прямой нос, твердый волевой подбородок… И только жесткости, жаль, было пока маловато (это придет позднее, после армии, где на одной из тренировок ему свернут на бок нос, и после зоны, где его характер действительно затвердеет и наполнит металлом голос и взгляд). Он хотел быть таким, как Рэмбо, как другие герои любимых боевиков, потоком обрушившихся на постсоветскую молодежь…
Все было “понятно и просто”: прав всегда сильный, поэтому он, имеет право на суд, расправу и власть; любое зло оправдано, если совершается во имя важной цели; каждый имеет право на месть, на удовольствия, на богатство… Как нелепо на фоне всего этого выглядели прежние, советские росказни: искренность, взаимопомощь, патриотизм! Свое, родное стало казаться ему ненастоящим, каким-то притворством, ложью (оттого, вероятней всего, что ассоциировалось с пустыми разглагольствованиями отца, которые он в детстве просто терпеть не мог). Забылись или, скорее, припорошились в памяти толстым слоем пыли и детские прогулки с сестрой Евгенией по древнему Пскову, и его манящие тайны, и его чудесная история. “Другое дело — Америка… А здесь? Ему грезились аппетитные гамбургеры, румяные Санта-Клаусы и размахивающая гигантской рукой монументальная железная тетка-Свобода. Романтика! “Там все просто, красиво и правдиво. Там свобода, деньги, там сильные мужики и красивые женщины…”
А тут, на тебе — армия! Впрочем, служил Сергей в спортроте Черниговской дивизии, дислоцированной прямо в его родном городе. В этом, бесспорно, поучаствовал его отец, но об этом Сергей предпочитал не думать: не хотелось вечно быть обязанным отцу — надоело! Впрочем, отрезанным ломтем он еще не был. После армии года полтора работал, как все, на заводе — на этом настоял отец. Одновременно заочно учился в институте физкультуры, занимался своим любимым боксом и не успел еще нажить вредных привычек. В двадцать два выполнил норму кандидата в мастера спорта. На этом, впрочем, его спортивная карьера и остановилась.
Именно тогда его заметил и приблизил к себе Павел Иванович Глушков — известный в прошлом спортсмен, ныне тренер и, одновременно, преуспевающий предприниматель. Успех его предпринимательства в ту пору крылся, собственно, не в коммерции, а подле нее: он оказывал кое-какие услуги, кого-то прикрывал от рэкета, вышибал долги, давал крышу каталам, ну и прочее подобное. Для этих целей он сколотил несколько бригад из молодых спортсменов, в одну из которых и вошел Сергей Прямков. Он быстро (благо, внутренне был к этому готов) усвоил понятия бандитского братства
