— В некотором смысле, конечно, — улыбнулся отец Иларий и обвел взглядом окружающий их лес, — везде, где селятся подвижники для молитвы и служения Богу, враг сугубо ополчается и пытается всячески воспрепятствовать этому. Он воздвигает мысленную брань, порой настолько сильную, что и великие подвижники не всегда могут выдержать. Целые бури воспоминаний побуждают подвижника вернуться в мир, плоть восстает и требует удовольствий, уныние разрывает сердце. Если же и это выдерживает подвижник, то враг является воочию и наводит самые разные страхи.
Сергей вспомнил, как томилось от похоти его тело, как нахраписто атаковали его воспоминания о прежней разгульной жизни. “Значит, не у меня одного”, — отметил про себя он. А отец Иларий продолжал:
— Основатель монашества Антоний Великий много лет провел в пустыне. Нельзя передать, сколько вынес он искушений. Он страдал от голода и жажды, от холода и зноя. Но самое страшное искушение пустынника, по слову самого Антония, находилось в сердце — это были тоска по миру и волнение помыслов. Ко всему этому присоединились прельщения и ужасы от демонов, которые часто нападали на него и подвергали жестоким побоям, так что он не имел сил подняться с земли. Иногда святой подвижник изнемогал, готов был впасть в уныние. Тогда или Сам Господь являлся, или посылал ангела для его ободрения. “Где ты был, благий Иисусе? Почему вначале не пришел Ты прекратить мои страдания?” — воззвал однажды Антоний, когда Господь, после одного тяжкого искушения, явился ему. “Я был здесь, — сказал ему Господь, — и ждал, крепок ли ты будешь в подвиге…”. А один соловецкий подвижник Феофан как-то утром совершал молитвенное правило, и ему явились два беса грозного вида. “Видите, — кричали они, — не хочет старик жить по-нашему; раскидаем келью и убьем живущего в ней”. Старцу показалось, что они стали ломать келью, выбили окна, разбили двери и стали кричать: “Теперь не уйдет от нас”. Старец испугался, пал на землю, прося у Бога помощи и заступления, и бесы скоро исчезли. Помолившись, он встал и увидел, что келья его цела и невредима. Таких рассказов не перечесть, потому что враг воинствует против каждого, кто идет к Богу.
Они уже подошли к самой келье и остановились у двери. Старец замолк, и Сергей спросил:
— Но ведь я не монах. Я здесь, можно сказать, случайно, — просто так, и уйду скоро.
— Ты многого про себя и сам не знаешь, — быстро окинув его взглядом, ответил старец, — не ведаешь промысла Божия о своем спасении. А случайностей у Бога нет. Все наши испытания имеют промыслительный характер и направлены к тому, чтобы человек задумался о спасении. Господь желает тебе спастись, а враг этому препятствует. И чем скорее ты осознаешь, что все это имеет место в действительности, что это не плод твоих фантазий, не случайные совпадения, а действительная брань, война — тем больше у тебя будет шансов в ней победить. Пока враг не обнаружен — он неуязвим. Подумай и не торопись принимать скоропалительных решений. Враг торопит тебя уйти. Осмысли это и постарайся поступить с пользой для себя. А искушения от бесов, как говорит Макарий Великий, есть жезл вразумления. Через эти искушения происходят некие великие и важные перемены…
Отец Иларий пошел в свою половину кельи совершать правило, а Сергей присел в теньке под сосной. Он прижался затылком к шероховатому стволу и ощутил как движутся по древесным сосудам живительные соки — снизу вверх, из мрака земли к свету. К небу! Он посмотрел вверх и подумал, что, наверное, все так и есть: и Вездесущий Бог, Который любит; и диавол, который ненавидит. Сейчас Сергей принимал эти мысли легко, они не рождали в нем прежних противоречий. Да и как иначе? Несколько часов назад он едва уцелел. Он слышал, как бесы смеялись ему в лицо. Как после этого не поверить А все остальное: Павел Иванович, сержант, старое кладбище? Теперь эти картины как бы объединились в единое целое и свидетельствовали об истинности слов отца Илария. “Значит, все правда, — тревожно выстукивала испуганная мысль. — И ад, и вечные муки?” Страх волнами катился по телу, и сердце заледенело. Только это был уже не тот, ночной парализующий страх, а иной — побуждающий что-то делать, что-то менять — вовсе не лишающий надежды на положительный результат.
А где-то вдали звучало уже ставшее привычным “бом-бом” — это неведомый колокол опять нарушал тишину в Звонаревом бору: “Не спите… бом-бом… бодрствуйте… бом-бом…”. Эхо разносило этот беспокойный глас во все концы здешних мест, не давая забыться и обмануться мнимым покоем и тишиной…
* * *
Вечером после трапезы, состоящей из вареной картошки и репы, отец Иларий присел к столу, окинул Сергея своим быстрым внимательным взглядом, похоже, что приглашая его к разговору. Сергей не заставил себя упрашивать и устроился рядом.
— Тебе, Сергий, верно не все пока ясно, — начал говорить старец, — но это, поверь, дело времени. Тут насилием над собой ничего не достигнешь. Я знаю, Сергий, это трудно уяснить с чужих слов, но все дело в разности восприятий мира. Большинство людей воспринимают мир плотью. Они живут ее желаниями, ее потребностями, лелея ее и холя. Они смотрят вокруг плотскими глазами и зрят понятное и доступное той же плоти. Есть люди, которые отличаются более утонченным восприятием действительности: так называемым, душевным. Им доступны понятия и вещи более высокого порядка: это люди искусства, науки. Они могут иметь представление о умных вещах, но постигать небесные логосы для них невозможно. Наиболее приближает к постижению умного мира классическая музыка, но и у нее есть известный предел. Плотской и душевный человек — есть ветхий человек. Духовный же — новый человек. Что в нем нового? Да все: ум, сердце, воля, все состояние, даже тело. Ум нового человека способен постигать отдаленные события, прошлое и многое из будущего, постигать суть вещей, а не только явления, видеть души людей, Ангелов и демонские действия, постигать многое из духовного, или, как мы его еще называем, — потустороннего мира. Словом, человек, стяжавший Духа
