созданию Божию. Отныне чтоб ты не смел трогать монастырских овец! Господь силен и без этого пропитать тебя.
На этом суд завершился. Настоятель поклонился в ноги Патриарху и повернул домой, а за ним покорно поплелся и медведь.
С той поры никогда уже он не трогал монастырских овец, а в случае недостатка пищи смиренно являлся в ту же обитель, и выпрашивал себе пропитания, в чем братия ему никогда не отказывала.
* * *
Наутро отец Иларий сам подошел к Сергею, посмотрел, покачал головой, будто неслышно говоря: “Да-да, да-да”. Потом тихо и как-то беспомощно-просительно сказал:
— Надо бы отдать эти документы. Думаю, что надо. Ты как считаешь?
— Мне тоже так кажется, — сказал Сергей, хотя секунду назад он, определенно, еще так не думал; но сказал и будто камень с сердца свалился. — Надо передать, пока еще не поздно.
— Вот и слава Богу! — ласково сказал старец. — Андрей сегодня же и поедет. После обеда, чтобы завтра утром быть на месте. Иначе, и вправду, беда будет…
Отец Иларий недоговорил, но отчего-то Сергею показалось, что известно ему много больше, будто ночью пришла ему какая тайная весточка и теперь он что-то знает, точно знает. Сергей хотел спросить, но не решился, а Андрей ничуть не удивился: не в здешних правилах было удивляться словам старца. Он тут же стал собираться, попутно выслушивая указания Сергея: где, чего и как следует искать и куда потом все это девать.
— Да нет! — махнул вдруг рукой Сергей, — Мне самому надо идти! Не справиться ему. Не найдет, и опасно!
Он горячился, настаивал на своем, пока отец Иларий мягко, но твердо не прекратил прения:
— Это тебе опасно будет, а ему, с Божией помощью, в самый раз. А ты здесь побудешь, за мной поухаживаешь. А насчет слабых и сильных я кое-что еще тебе расскажу…
Они отошли в тенек под сосну, где давеча обедали гости из леса.
— Однажды, лет тридцать назад, — начал рассказывать отец Иларий, — в Псково-Печерский монастырь привезли духовно болящего мужчину, зле одержимого от духов нечистых. В миру он считался буйно-помешанным. Был он, по словам родных, контужен на войне, а служил во флоте. После этой контузии и случилось с ним помешательство.
Привезли его отчаявшиеся родственники, которым кто-то сказал, что целебная монастырская вода и чудесный воздух Богом зданных пещер смогут ему помочь. Но в монастыре ему совсем стало плохо. Духи нечистые под сенью святых стен совсем расходились, и от того бедного болящего корежило и трясло. Он так неистово кричал, вырывался, что четверо сильных мужчин едва могли его удержать за привязанные к рукам веревки. Надо сказать, что был это мужчина рослый и достаточно плотный. У святого колодца, когда хотели омыть его водой, он уже почти совсем вырвался — так-то ненавистна вода монастырская обдержащим его демонам. Ревел, размахивал руками, повалив на землю двоих державших его. Ничего не смогли с ним поделать.
Случилось тут идти мимо одному старому схимнику, отцу Иннокентию, старейшему насельнику обители. Он был согбен болезнью и отягощен большой грыжей, так что шел еле-еле переставляя ноги. Шел будто бы мимо, но совсем рядом от всего происходящего, так что, когда болящий метнулся в его сторону, все вздрогнули: “Задавит сейчас старика!” Но произошло нечто совсем неожиданное. Старец, не останавливаясь, поймал на лету развевающуюся в воздухе веревку и ласково так, тихохонько произнес: “Пойдем, мой дорогой, пойдем, моя голуба, поговорим”. И… повел. Все оторопели: только что неистово буянящий человек вдруг разом сник и смиренно пошел за немощным старцем. Они поднялись по лестнице, прошли в Сретенский храм и долго, около часа, беседовали, по прошествие коего больной вышел сам, спокойно подошел к ожидающим его родным и позволил делать с собой то, что они хотели. Сносил все безропотно, а глаза его, — я хорошо рассмотрел, — будто светом каким-то наполнились; он все думал о чем-то и улыбался. Не знаю, на какой предмет беседовал с ним старец, какими такими способами убеждал, но в одном точно уверился: воистину, сила Божия в немощи совершается! Когда я немощен, тогда силен! Так действует благодать Божия: невидимо, но самым действенным и убедительным образом! А ты говоришь: не справится Андрей, не найдет, слаб, мол. Тебе все еще кажется, что без силищи твоей богатырской ничему не устроиться будет. Если Бог благословит, все само управится. Вот увидишь!
Андрей, как водится, испросил у старца благословения, и тот перекрестил его старинным медным Распятием.
— Божие тебе благословение, — напутствовал напоследок, — и Ангела-хранителя в дорогу!
— Спаси Господи! — поклонился Андрей. — И вы с Богом оставайтесь.
Он кивнул на прощание
