действительно, многие гуманисты из людей выражают сомнение в возможности вечных мук для грешников. Дескать, это несовместимо с бесконечным милосердием Божиим. Да, поистине бесконечно милосердие Божие, и по милости Своей Он предоставил человеку полную свободу выбора. Можно выбрать спасение, можно от него отказаться. Внешний человек, как правило, использует свою свободу во зло. Он добровольно отказывается от благой жизни. Но от вечности он отказаться не может — это не в его власти, ибо Господь каждую душу сотворил бессмертной. Поэтому он приобретает для себя вечность осуждения и муки. Он сам соделывает в глубине себя источник вечных мук. Царство Божие внутри вас есть, — говорит Евангелие. Значит и царство диавола тоже! Злоба, гнев, раздражительность, блуд — эти духовные гадины вползут вслед за человеком и в вечность. Как такой неочищенной душе находиться в сообществе со святыми? Никак! Такой грешник сам не сможет войти в рай и находиться там. Место для грязного в грязи, в аду. Нераскаянный грешник сам себя наказывает и обрекает на муки…
* * *
Прошло десять дней пребывания Сергея здесь, в глухом, затерянном в псковских лесах скиту. Где-то бушевал, вспенивался шампанским неугомонный мир, и Сергею казалось, что он слышит его призывные голоса. Он слышал, но не уходил, колебался, не зная, что предпринять дальше. О себе он пока ничего не открыл, хотя и подозревал, что отец Иларий неведомым образом что-то знает. Знает и безмолвно поддерживает: крепись, мол, все будет хорошо. “Надо, — думал он, — надо все рассказать, спросить совета”, — но не решался. Однако жизнь все расставила по местам…
Утром пошел он за водой на ключ и когда возвращался, услышал незнакомые голоса. Осторожно, не показывая себя, выглянул и увидел двух чужаков. Он узнал их сразу, хотя теперь это было и мудрено: Ваха с Ахметом. Они… но только другие совсем: неимоверно оборванные, заросшие щетиной. Не грозные, безжалостные горцы, а побитые жизнью бомжи, просидевшие с месяц в грязном подвале. Оружия при них не было видно, а Ахмет, похоже, окончательно рехнулся. По крайней мере, выглядело это так, поскольку Ваха, как ишака, вел его за привязанный к руке ремень…
Андрей о чем-то беседовал с Вахой, а Ахмет в это время, опустившись на корточки, копошился в земле. Левая его рука, подтянутая вверх ремнем, повисла в воздухе, но он, не замечая этого неудобства, правой старательно выдергивал травинки и складывал в кучку. “Доконал их наш лес! — с удовлетворением подумал Сергей и поднялся. — Чего теперь их бояться? Инвалидная команда”. Что-то негромко насвистывая, он подошел и, опустив ведро, посмотрел прямо в усталые и опустошенные Вахины глаза. Гор там не оставалось в помине — лишь растерянность, боль и печаль. Ваха его тоже узнал. Смотрел долгим взглядом, но не сказал ни полслова. Андрей, растерявшийся от такой их безмолвной пикировки глазами, пояснил:
— Это Сергий, он живет у нас в скиту.
— Дайте нам лекарства и хлеба, — не отводя глаз от Сергея, попросил Ваха, — брат сильно болен, мы сразу уйдем.
Неслышно подошел отец Иларий. Он и ответил, указав на место под деревом:
— Располагайтесь, добрые люди, здесь, в теньке. Принеси еду, — кивнул он Андрею, — пусть пообедают и отдохнут.
Андрей скрылся в келье, а старец подошел к Ахмету и спросил:
— Что с ним?
— Медведь на нас напал, — объяснил Ваха и опять посмотрел на Сергея, — Ахмет сроду ничего не боялся, а тут с головой что-то случилось. Медведь этот, шайтан, целую неделю нас водил. Как присядем, он сразу ревет под боком. Но так и не напал. Пугал только, шайтан!
Ахмет вдруг затряс головой и жалобно заскулил. Ваха дернул за ремень, но это еще больше того испугало. Ваха рассердился. Ему, похоже, было стыдно за брата, и он с силой рванул ремень на себя, так что Ахмет упал.
— Подожди! — остановил отец Иларий.
Он возложил на голову хныкающему Ахмету ладонь и, закрыв глаза, зашептал молитву. Болящий посмотрел на старца и сразу же успокоился. Через минуту он опять выщипывал из земли травинки.
— Спасибо, отец! — благодарно кивнул Ваха, потом спросил: — Ему можно помочь?
— Господь милосерд, Он милует всякую тварь, — ответил отец Иларий и перекрестился.
— Но мы не вашей веры, — с сомнением спросил Ваха, — мы молимся Аллаху.
— Господь милосерд, — повторил отец Иларий.
Тем временем Андрей принес хлеба, картошки и горячий чайник. Под деревом на земле он расстелил скатерку и расставил незамысловатую скитскую трапезу.
