— Вернулся, — неопределенно ответил Сергей, — там посмотрим.
— Ты вот что, — замялся вдруг отец, — я машину твою взял. Ты прости, но так вышло. Ты как пропал, так ее на стоянку платную отогнали. Я договорился и взял. Вот, езжу пока. Но могу вернуть. Прямо сейчас.
— Не нужна она мне, пользуйся, — успокоил отца Сергей, — если хочешь, оформим генеральную доверенность.
— Да? — явно повеселел отец. — Раз так, завтра и оформим. Сейчас на стол сообразим. Эй, мать, что там у нас: коньячок, балычок? Мечи все на стол…
— Нет, — отрезал Сергей, — я спешу. Может быть, в другой раз.
— Денег тебе дать? — спросил отец и с сомнением осмотрел внешний вид сына: — Гардероб тебе надо сменить, постричься, побриться. Что ты, как оборванец? Это что: маскировка? Тебя ищут?
— Не знаю, — честно признался Сергей, — пока не знаю. А это, — он оглядел самого себя, — это не маскировка, это моя новая жизнь.
Мать опять заплакала и, ища поддержки, посмотрела на отца, но тот и сам застыл с открытым ртом, не зная что и сказать…
“Постарели они, — подумал, уходя, Сергей, — как же они постарели!..”
* * *
В своей пустой крупногабаритной квартире он долго бродил из комнаты в комнату, с удивлением думая, как мог здесь жить прежде — в сыто-довольном, скотском состоянии. Глядя на витражи и стены, обтянутые шелком, пытался вспомнить, сколько же за эти “гениальные” интерьеры он заплатил архитектору Жене? Евроремонт или, лучше сказать, еврофрения: подвесные потолки, мягкие покрытия, импортная сантехника, джакузи — в общем, полный мрак. Чего стоит один этот уродливо-похотливый мягкий уголок перед домашним кинотеатром?
В дверь позвонили. Он открыл и увидел на площадке мальчика лет десяти-одиннадцати.
— Дайте, Христа ради, на хлеб, — плаксиво промямлил тот, протягивая руку.
Сергей хлопнул себя по карману: денег не было. Но ведь надо, надо было что-то подать, и тут он вспомнил про заначку в укромном местечке — долларов пятьсот на черный день.
— Ты вот что, — сказал он мальчишке, — через час можешь зайти?
— Не знаю, — тот смешно шмыгнул носом, — спрошу у мамы.
— А где твоя мама? Далеко живете?
— В соседнем подъезде, — охотно сообщил мальчишка, и добавил — Я вас знаю: у вас машина большая и денег много.
— Через час заходи вместе с мамой, знаток, — хмыкнул Сергей.
В заначке оказалось шестьсот долларов. При теперешних его запросах этого должно было хватить надолго. Сергей вышел на улицу, и отправился на Пушкинскую, к кафе “Бейрут”, где всесезонно работали валютчики. Его прежнего — небрежно подающего из окна “мерса” рубли или “грины” — здесь, конечно же, знали. Теперь, в стариковском пальто с облезшим каракулем и помятом кроличьем треухе, Сергей остался неузнанным. Паренек в кожаной куртке спокойно принял от него сто баксов, выдал эквивалент в рублях и пожелал удачи.
На обратном пути он купил батон, молоко и пакетик печенья для пацана. “Они живут в соседнем подъезде, — соображал он, — в коммуналке, естественно. Значит, не все еще квартиры в этом доме расселили и распродали нуворишам? Но каково же им среди чужого богатства?”
Они пришли точно в назначенное время. Мать чуть выше мальчика, худая, с изможденным лицом, неопределенная возрастом: одинаково легко можно дать и тридцать, и пятьдесят.
— Вы простите нас, — сказала она сиплым, похоже, напрочь прокуренным голосом, — совсем довела жизнь до ручки. Детишек пятеро, муж без работы, а пособия дают через раз, да и хватает их на неделю всего. Приходится посылать малых просить хлеба.
— Я понимаю, — кивнул Сергей и протянул приготовленные загодя пятьсот рублей, — возьмите, купите что-нибудь
