Польского государства».
Далее радио передало состав Польского комитета. Сообщение это, как только я перевел его, произвело на англичан большое впечатление.
— Не понимаю, — развел руками командир базы, — зачем комитет, когда есть правительство? Ведь из-за Польши Великобритания вступила в войну...
— Очевидно, раз польское правительство сидит в Лондоне, — ехидно вставил присмиревший было ирландец, — а Польшей надо управлять из Варшавы, то явилась надобность и в таком комитете.
Командир базы яростно воззрился на своего непокладистого начальника штаба, и мы, чувствуя, что назревает новый скандал, поспешили откланяться.
На следующий день ушла в море подводная лодка, на которой находился Трипольский. Еще через день покинула Лервик и наша «В-4».
Перед нашим отходом к борту подбежал высокий худощавый пожилой мужчина.
— Я Биголь! — бесцеремонно сунул он мне свою жилистую руку.
— А я Иосселиани, — с ноткой недоумения в голосе ответил я.
— Меня знают все русские моряки! — продолжал рекомендоваться Биголь.
Я вопросительно глянул на Паластрова. Тот пожал плечами.
— Вы были в России или?..
— Нет, мистер Иоу... Иоу...
— Иосселиани, — пояснил Паластров.
— Я ходил с конвоем в Мурманск. Я случайно в Лервике. Я не англичанин, а американец. Я ходил с очень интересным конвоем и... познакомился со всеми вашими моряками в Мурманске.
— У нас ведь моряки есть и на других морях, не только на Баренцевом море...
— Осенью сорок второго года я шел на военном корабле в Россию в составе большого конвоя под командованием Уйнделла. Командный пункт был на борту нашего корабля, и я мог наблюдать за всем, что делалось в пути следования судов. — Биголь говорил быстро, словно боясь, что мы перестанем его слушать. — В Россию мы везли товары, нужные вам для ведения войны, а из России привозили нужные нам товары. Это неважно, я не то хочу сказать. Конвой был союзным. В его состав входили английские, американские и ваши русские транспорты. В Норвежском море на нас напали немецкие подводные лодки. Им удалось потопить два каких-то судна и повредить ваш транспорт. Повреждение было настолько серьезным, что, по мнению Уйнделла, всякая борьба за спасение судна была бы бессмыслицей. Но ваши соотечественники сразу приступили к ремонту. Уйнделл, как командир конвоя, приказал русскому капитану покинуть тонущий транспорт и пересадить команду на борт флагманского корабля. На это предложение русский капитан ответил, что не может покинуть свой корабль.
— Правильно сделал, — вскользь отметил Паластров.
— Интересно! Я не слышал об этом случае, — подбодрил я рассказчика.
— Такой ответ нам показался безумным, — продолжал возбужденный Биголь. — Все мы были уверены, что в окружении немецких подводников, один в открытом море, сильно поврежденный русский транспорт бесцельно погибнет. Но... нам ничего не оставалось делать, как пожелать успехов безумному капитану...
— Погиб транспорт? — не выдержал кто-то из наших офицеров.
— После нападения немецких подводных лодок наш конвой увеличил ход, и русский транспорт быстро скрылся за горизонтом. — Биголь в возбуждении пропустил вопрос мимо ушей. — Мы считали, что с русским транспортом все кончено. Однако через сутки, когда наш конвой уже взял курс на Мурманск, командеру доложили, что русский транспорт догнал конвой и просит разрешения занять свое место....
— Вот молодец!
— Да, мои друзья, отремонтировался и догнал нас, — американец говорил все быстрее, комкая слова, и понимать его становилось все труднее. Догнал нас и подчеркнуто вежливо спросил разрешения снова занять свое место в конвое. Русский капитан даже доложил, что он имел артиллерийский бой с немецкой подводной лодкой и отогнал ее. Пораженный геройством русских, Уйнделл приказал поднять русским союзникам сигнал: «Восхищен вашим мужеством!» Этот же сигнал подняли и все другие корабли.
— Товарищ командир, получено разрешение на выход в море! — доложил вахтенный офицер.
— Тот же русский транспорт нам преподнес другой подарок...
— Какой же? — второпях спросил я.
— Еще через сутки, когда наш конвой входил в Мурманский залив, на нас налетела немецкая авиация. На носу одного из «Либерти» взорвалась бомба и начался пожар. Уйнделл приказал покинуть корабль. Мы быстро ушли с него. С русского транспорта, видя, что корабль покинут, немедленно выслали шлюпки с людьми. Они подошли к кораблю и приступили к тушению пожара. И что же вы думаете, мистер Иоус... Иоус?..
— Потушили пожар?
— Да, потушили. Затем предложили нашим морякам вернуться на спасенное судно. Нам ничего не оставалось, как благодарить храбрецов и вернуться. Помню, как на приеме, который устроил в тот же день Уйнделл по случаю благополучного прихода в Мурманск, этот веселый парень, капитан русского транспорта, знакомился с каждым...
— Вы с ним тоже познакомились? — вставил я.
— Да, я потом познакомился со всеми вашими моряками. Я же был на приеме у командующего флотом, но я плохо запоминаю русские фамилии...
— Это я уже заметил...
— Лица людей зато хорошо запоминаю. Вы, мистер Иоус... по-моему, были тогда на приеме.
— Нет, не был.
— Товарищ капитан третьего ранга, командир базы идет!
На пирс проводить нас пришла большая группа английских офицеров во главе с командиром военно- морской базы.
Нам не пришлось дослушать рассказ Отвея Биголя. Мы даже не поняли, чего он от нас добивался. Разведя руками в знак того, что не имею ни секунды свободного времени, я вынужден был повернуться к нему спиной.
Словно для того, чтобы туманная Шотландия навсегда осталась в моей памяти такой, какой ее принято изображать, необычно густой туман лежал на море. В ста метрах берег уже стал не виден.
Подводная лодка обогнула южный мыс острова Брессей, и сигнальщик, который давно ничего не видел в густом, как молоко, тумане, доложил мне, с явным удовольствием соблюдая установленную форму рапорта:
— Товарищ командир, шотландские берега скрылись.
Голос его при этом дрогнул.
Огонь в океане
Советский Северный флот встретил нас трудовыми буднями.
Здесь все было подчинено одной великой цели — победе над германским фашизмом, разгрому гитлеровской военной машины.
На заводах и верфях, в мастерских и учреждениях, на кооаблях и на вспомогательных судах — всюду люди работали с утра до вечера и с вечера до утра, без отдыха и без устали.
Много и настойчиво трудились и подводники.
Советские подводники никогда не разделяли точку зрения, будто бы вследствие большого развития средств противолодочной борьбы подводная опасность в какой-то степени миновала и ее нужно отодвинуть на второй план. Исходя из тщательного анализа боевых действий на водных просторах мира, мы считали, что хорошо подготовленная к боевым действиям подводная лодка, как и в прошлые годы, оставалась грозным оружием не только против торгового судоходства, но и против военных кораблей врага.
Долгие месяцы изо дня в день настойчиво проводились упражнения в маневрировании кораблем, в
