— Нет, — огорченно ответил матрос. — Меня прогнали с мостика... мешал.
— Кто прогнал?
— Старший помощник. Говорит: «И без тебя тут хватает раззяв... Ходишь, — говорит, — как медуза по мостику». Конечно, я еще... не могу быстро бегать, я не совсем подводник, не привык еще.
— Ну, ничего, — успокоил я матроса, — в следующий раз прикажу, чтобы тебе дали возможность сфотографировать ночной торпедный взрыв. Сегодня взрыв был какой-то... невыразительный. Ты бы все равно не успел его снять.
— Да он и в другой раз не снимет, — вмешался Глеба.
— Почему?
— Да здесь же позировать никто не будет, а работать быстро он не может. Как медуза ползает...
— Нет, товарищ капитан-лейтенант, с аппаратом я работаю быстро.
— Ну, вот посмотрим, как ты работаешь, — прервал я спор. — Завтра или послезавтра еще кого- нибудь встретим, атакуем, а ты снимай.
На вторые сутки мы действительно встретились с немецко-фашистским конвоем.
Накануне вечером была получена радиограмма от командования о том, что из Бек-Фьорда вышел конвой в составе пяти транспортов, трех эскадренных миноносцев и нескольких мелких судов.
Расчеты показали, что он должен подойти к нашей позиции около пяти часов утра.
Мы начали готовиться к бою...
Ночь была темная. Большая зыбь мешала работе гидроакустика. Северо-восток, откуда мы ожидали появления противника, затянут мглистым туманом. Видимость упала до нескольких кабельтовых.
Ранним утром неожиданно мимо самого носа нашей лодки пронесся на полном ходу эскадренный миноносец врага. Попутными волнами лодку подбросило, как шлюпку. С кораблей нас не могли заметить: мы находились со стороны берега, на фоне высоких гор.
Стало ясно, что мы не сумели своевременно обнаружить конвой. Справа на нас надвигалась лавина кораблей. Четыре транспорта в сомкнутом строю следовали один за другим. Вслед за ними шло много мелких судов. Эскадренный миноносец, жертвой которого мы чуть было не стали, следовал головным и, насколько мне удалось пронаблюдать, шел зигзагообразно большим ходом.
— Оба полный назад! — скомандовал я вслед за объявлением боевой тревоги.
Я относительно спокойно смог рассмотреть надвигающиеся корабли. Впереди шел транспорт пассажирского типа водоизмещением в десять — двенадцать тысяч тонн. Его плохо затемненные иллюминаторы на близком расстоянии светились тремя рядами над поверхностью моря.
— Аппараты, пли! — пронеслась по лодке команда, когда форштевень первого транспорта достиг линии прицеливания.
Торпеды понеслись по курсу подводной лодки.
Одна из них взорвалась у борта первого транспорта, в районе фок-мачты. Пламя пожара мгновенно окутало корабль. Потом он переломился, поднявшись средней частью вверх.
Новый взрыв. Это вторая торпеда попала в другой транспорт — третий в строю вражеских судов. Взрыв оказался еще более сильным. Горящие обломки судна, описывая большие траектории, с высоты падали в воду. Через несколько минут судно почти в вертикальном положении ушло под воду.
Два последующих взрыва торпед, достигших цели, образовали новый яркий фейерверк. Зарево от взрывов было настолько велико, что подводная лодка капитана третьего ранга Каланина, находившаяся в двадцати двух милях от мыса Нордкин, едва не решила сыграть «срочное погружение», чтобы не быть замеченной береговым наблюдением. Другая наша соседка, лодка капитана третьего ранга Колосова, находящаяся в семнадцати милях от нас, тоже увидела зарево. В ее вахтенном журнале было записано: «По пеленгу 240 градусов две шапки пламени на горизонте».
Не мудрено, что нас тут же обнаружили. Многочисленное охранение конвоя (точное количество нам так и не удалось установить) начало выходить на нас в атаку. Как докладывал сигнальщик, головной миноносец открыл по лодке артиллерийский огонь. Проверить правильность доклада я не успел. Подводная лодка на заднем ходу мчалась к берегу и каждую минуту могла налететь на камни.
— Все вниз! Срочное погружение!
Через несколько минут мы были на глубине пятидесяти пяти метров.
— Слева сорок шесть, шум винтов, приближается! — послышался голос Бордока.
Я подал команду на уклонение, но в этот момент, словно упреждая наши действия, мы услышали взрывы первой серии глубинных бомб, ложившихся по левому борту подводной лодки.
Подводники, хорошо знавшие цену бомбовому преследованию, казалось, были относительно спокойны. Только Паша не на шутку взволновался. Широко раскрыв глаза, он озирался по сторонам, словно просил помощи.
— Что, трухнул немножко? — тихо посочувствовал ему Поедайло. — Ничего, это бывало и со мной... Потом проходит. Бомбы далеко падают... Вот рыбу жалко.
— Какую рыбу?
— Как какую? Они же ее глушат, треску-то.
— А-а-а!.. — разочарованно мотнул головой Паша. — Черт с ней, с рыбой!
Новая серия бомб.
— Ближе!.. — вырвалось у Паши.
— А-а, вот наш фотокорреспондент. — Я сделал вид, что только сейчас заметил матроса. — Застрял в центральном?
— Вы почему не в своем отсеке? — опомнился Глоба.
— Меня... меня не пустили, — оторопел Паша. — Мешаешь, — говорят...
Бомбы, очевидно почти одновременно брошенные с двух кораблей, немного тряхнули корпус подводной лодки.
— Расстояние до бомбящих миноносцев превышает десять кабельтовых, — доложил Бордок. — По курсовому сто три и сорок левого борта удаляются быстро! Других шумов не прослушиваю!
— Видишь, даже удаляется, — возобновил я прерванный разговор с матросом Пашей. — Так как твой снимок? Взрывы были хорошие!
— А-ай! — махнул рукой матрос. — Уронил аппарат за борт.
— Он же на ремне был?
— Торпеды взорвались так здорово, что... я не помню, что я сделал... а только аппарат вместе с футляром и ремнем упал за борт. А мне захотелось бежать, но...
— Ничего, ничего, это бывает по первому разу, — снова вмешался Поедайло, наклонившийся над журналом записи событий. — Потом проходит...
Кто-то прыснул. Вероятно, рассмеялись бы и остальные, но новые и довольно близкие разрывы заставили нас усилить наблюдение за действиями врага.
— Охотники! Приблизились неожиданно справа! Сейчас отвернули, удаляются по корме! — сообщил Бордок.
— Это они из Мехавнс-Фьорда вышли, здесь у них база, — вслух рассуждал я. — Пошли в сторону кормы. Значит, они тоже бомбят наугад и считают нас где-то сзади.
Четыре часа длилось преследование. Мы отделались несколькими выбитыми электрическими лампочками — обычными жертвами глубинных бомб.
Оторвавшись от врага, с наступлением утра всплыли в надводное положение и первое, что увидели, — это густой слой нефти, разлитый на поверхности моря. Это было все, что осталось от транспортов.
Так закончился последний поход нашей лодки в дни Великой Отечественной войны.
Уходим в море
После окончания войны прошло много лет. Как-то перед выходом в море я заскочил к себе в каюту, чтобы бегло просмотреть накопившуюся корреспонденцию.
Была горячая пора боевой подготовки. Большая часть подводных лодок соединения занималась
