ветками сложили груз, расстелили медвежью шкуру, развели костер.
С первыми сумерками мы уже снова, были на ногах и продолжали путь вдоль реки Сакен.
Отец то и дело останавливался, брал в горсть комья влажной, жирной земли и подолгу мял ее в руках. Дядя внимательно и очень серьезно наблюдал за ним, но сам земли не касался.
Меня же заинтересовали птицы. Их было множество, и они весело распевали свои песни. То тут, то там я слышал новые для меня звуки. Таких птиц я не видел и не слышал ни у нас, ни в Мулаже, ни у дяди, в Ленкхерах. Я без конца вертелся, пытаясь увидеть их, спотыкался и падал.
Первый житель селения Сакен встретил нас радушно. В дремучем и, казалось, совсем необжитом лесу вдруг открылась прогалина, показался забор. За забором виднелись крохотное поле и домик. Мы были тоже очень рады встретить человека после долгих скитаний по необитаемым местам.
Поселенец, оказывается, заметил нас уже давно. Он бросил свою работу, спустился со склона горы и ждал нас у калитки с кувшином айрана — кислого молока, приготовленного по-карачаевски.
— О-о-о-о! Это, оказывается, Коция и Деавит! — воскликнул хозяин, когда мы подошли ближе. — О тебе, Коция, я, брат ты мой, уже слышал, но думал, что ты, брат мой, нашел где-нибудь гнездо.
— Пирибэ! Вот, оказывается, тебя куда занесло! — почти в один голос воскликнули удивленные взрослые.
Пирибэ тепло пожал всем нам руки, говоря при этом теплые слова. Речь его была густо усыпана словечками «брат ты мой».
— А о переселении Деавита в эти дикие места я, брат ты мой, ничего не слышал.
— Ты, Пирибэ, я вижу, неплохо устроился. Домик, земля, вода рядом. — Дядя оглядывался по сторонам, рассматривая хозяйство Пирибэ.
— Эх, Деавит, если бы ты пожил здесь! Во всем Сакене не было, брат ты мой, ни одного поселенца. Я первый, брат ты мой, житель этого дикого края. Никого я не вижу. И если бы, брат ты мой, не моя болтливая жена, и бы разучился говорить с людьми.
— Ну это ничего, медведи — те совсем не умеют говорить, а живут куда лучше нас, — посмеивался отец.
— Да, мой Коция, медведи, брат ты мой, тоже в лесу живут, но им не приходится лес корчевать. — Пирибэ рассмеялся тоненьким голоском, не вязавшимся с его мужественной, широкоплечей фигурой и бравыми усами. — Прошу угощаться, брат ты мой, но у меня ничего кроме кислого молока, нет.
— В Сванетии у тебя и айрана не было, Пирибэ, — заметил отец, отливая в деревянную миску немного айрана.
— Да, край хороший. Много, брат ты мой, земли, леса, трава вон какая, — подтвердил Пирибэ. — Князь нас здесь не найдет, это самое главное, брат ты мой...
Пирибэ упорно приглашал пожить у него и собирался было уже сбегать за женой, оставшейся на корчевке леса. Но отец и дядя запротестовали, говоря, что немного отдохнут на полянке и опять тронутся в путь. Все по очереди отведали вкусного, освежающего айрана.
— Ты вот расскажи-ка мне лучше, кто сейчас у власти здесь в Дали? — осведомился отец.
— Не знаю, Коция. Не знаю, брат ты мой, — сбивчиво ответил хозяин, покручивая усы. — В прошлом году, когда я был в Ажаре, кто-то нехороший у власти был. Его, брат ты мой, все ругали. Я тогда поскорее ушел домой. А в этом году, пока, брат ты мой, работы не кончатся, я, брат ты мой, не пойду туда.
— А что за место Ажара, расскажи...
— Ажара, конечно, — это центр Дали, там даже русские живут. Большое село, очень большое.
— Далеко отсюда?
— Верст десять, нет, двадцать. Да, двадцать и даже больше будет. Да, да, больше, брат ты мой, больше, но не больше, конечно, тридцати. За один день можно туда и сюда пройти.
— А много жителей в Ажаре? — интересовался отец.
— Я был там недолго. Но потом по этой дороге много сванов прошло, — с относительной точностью сообщал Пирибэ. — Я отмечал фамилии зарубками на дереве. Но, брат ты мой, дерево бурей повалило и...
— Ну, а кто из наших знакомых приходил? — перебил отец.
Пирибэ стал перечислять общих знакомых, прошедших мимо его дома на новые земли.
— Больше, брат ты мой, никого не было, не считая твоего брата Кондрата и соседа Теупанэ. Вы о них, конечно, должны знать.
— Кондрат здесь? — воскликнули удивленные отец и мать. — Где он? Мы ничего о нем не знаем, ведь нам полгода почти пришлось пережидать у Деавита.
— Я, конечно, брат. ты мой, удивлен, что вы не знаете, где живут ваши родственники, — ухмыльнулся Пирибэ, откинув в сторону свои длинные усы. — Он, по-моему, поселился по правой стороне реки: от слияния реки Сакен и Гвандра образуется река Кодор. Отсюда верст десять будет до слияния. Надо перейти мост через реку Кодор и идти, брат ты мой, по правой стороне до мельницы, и вот где-то около мельницы в лесу, брат ты мой, поселился Кондрат.
Это было все, что нам мог сообщить Пирибэ о местопребывании нашего Кондрата. Новость нас очень обрадовала. Все становилось проще. Нужно было найти дядю Кондрата; он, наверное, уже успел устроиться на новом месте.
Следуя указаниям Пирибэ, мы тронулись в путь. Без труда нашли мост через Кодор, перешли по нему на другую сторону. Нашли и мельницу. Она работала, движимая водами Кодера, но. на ней, как и на любой сванской мельнице, никого не было. Муку здесь мололи без присутствия человека.
Посовещавшись, взрослые решили, что следует подождать немного у мельницы. Может быть, на наше счастье, кто-нибудь и забредет сюда.
Мама разложила еду. Чурек за три дня пути зачерствел настолько, что им можно было забивать гвозди в стену. Но от этого он не стал несъедобным.
Прождали мы довольно долго. Незаметно подошли короткие сумерки.
Было решено заночевать у мельницы и завтра с утра начать поиски дяди Кондрата. Была уже вынута спасительная теплая медвежья шкура, за которую мать не раз уже воздавала хвалу богам и просила их дать долгую жизнь старику Иванэ. Отец принялся добывать огонь. Дядя собирал хворост для костра.
Неожиданно я услышал человеческий голос.
— Сойка, наверное, — определил отец.
Действительно, в дальских лесах соек было много, и крики их можно принять за человеческий голос. Все согласились с отцом и продолжали начатые работы. Но через несколько секунд до слуха нашего, теперь уже совершенно отчетливо, донеслась песня. Пел мужчина, явно приближающийся к нам. Все радостно насторожились и стали ждать.
В прогалине между липами появился человек. На нем была белая шапочка и серая чоха. Лица еще разглядеть мы не могли, но я почему-то сразу решил, что это и есть дядя Кондрат.
— Дядя! — громко крикнул я и бросился вперед.
— Ой, смотри ты! — вскрикнул человек и бегом начал спускаться к нам с холма.
Теперь уже все признали в нем дядю Кондрата и поспешили навстречу.
— Кондрат, родной!..
— Кондрат, брат!..
Посыпались поцелуи, начались горячие объятия. У дяди Кондрата был радостный вид, «будто он тура убил», как говорят в подобных случаях сваны. Он сверкал белоснежными зубами, без конца похлопывал всех по плечу.
— Ну, пойдемте теперь домой, хватит сторожить мельницу, с ней ничего не случится.
Реаш снова был нагружен. Мужчины вскинули на плечи мешки. Дядя Кондрат понес Верочку.
Тропинка, отошедшая от Большой дороги — здесь была проведена Военно-Сухумская дорога, — повела нас вверх по склону горы в дремучий лес.
Отец бегло рассказал дяде о наших злоключениях, о том, как на нас нападали бандиты.
— Вас не грабили, а щекотали, — ухмыльнулся дядя Кондрат. — А вот нас грабили по-настоящему. С меня даже штаны сняли. Пришлось дорогу в Дали проделать без штанов. Одна старуха из села Гинцвиши, увидев меня в таком виде, приняла за святого и долго молилась, называя ангелом небесным. Ну, я не стал ее разочаровывать.
