— Раз так, надо пойти все узнать.
— Не наше дело вмешиваться в эртобу. Убьют ни за что ни про что...
— Всех не убьют...
Расставшись со стариком, к которому отец обещал непременно зайти, мы зашагали дальше. Отец молчал, напряженно раздумывая о чем-то.
— Да, нельзя оставаться в стороне, — неожиданно произнес он и как-то сразу смутился. Видно, слова эти вырвались у него случайно. Просто он забыл о том, что я иду рядом с ним.
По дороге навстречу нам катилось нечто непонятное: на скрипящих кругах громоздилось подобие ящика. Круги вертелись, приводимые в движение лошадью. Я опрометью кинулся в канаву. Отец остановил меня криком: «Яро, не бойся, остановись!»
Скрипящие круги поравнялись с нами. Оказалось, что лошадь ведет под уздцы щуплый, сухопарый мужчина. Он остановился около отца и обратился к нему на непонятном для меня языке. Такого языка я никогда не слышал. Речь его мне понравилась: она была спокойная, мягкая и мелодичная. Все же я держался поближе к отцу.
Велико было мое удивление, когда отец ответил незнакомцу на его же языке. Незнакомец оказался местным дрогалем Семеном Синьковым. Подвода и была страшилищем, которое меня перепугало. Дело в том, что я впервые видел колесный транспорт. У нас для перевозки грузов пользовались санями, колеса в Сванетии в те времена не знали.
Семен Синьков был первым русским человеком, с которым мне довелось познакомиться. Впоследствии мы с ним подружились, и он частенько катал меня на своей повозке.
Немного поговорив и крепко пожав друг другу руки, Синьков и отец разошлись.
Оказалось, что старый Теупанэ все перепутал. В Ажаре власть принадлежала большевикам. Об этом отцу сказал Синьков.
Через некоторое время мы были у деревянного здания сельского Совета. На площади перед сельсоветом толпились люди. Как я узнал впоследствии, происходил митинг (разумеется, в то время я этого слова не знал). Собравшиеся очень внимательно слушали то, что говорил им с балкона какой-то человек. Я прислушался. Разговор шел о школе. Человек, стоящий на балконе, призывал каждый двор внести свою лепту для открытия школы.
— Правильно! — вдруг крикнул отец над самым моим ухом.
Все стоявшие вокруг обернулись и посмотрели на отца.
Отец слегка смутился.
— Правильно! Правильно! — послышалось несколько голосов с разных сторон.
Поддержка явно ободрила отца.
Для школы нужно было реквизировать княжеский дом в Ажаре. Князей уже не было, но народ боялся трогать княжескую собственность. Все хорошо знали, как жестоко мстят князья. А вдруг они снова вернутся? Поэтому все дружно поддерживали предложение об открытии школы и отмалчивались, когда речь заходила о реквизиции княжеского дома.
Когда митинг закончился, к отцу стали подходить знакомые. Их оказалось немало.
— Добрый день, Коция, — первым пожал ему руку высокий сутулый мужчина с толстой короткой шеей. — Правильно ты поддержал Дгебуадзе, надо кончать с этими паразитами...
— Добрый день, Гудал. Давно хотел тебя повидать, — ответил отец, крепко пожимая его огромную руку.
Вслед за Гудалом подошел белобородый старец с муджврой. Он молча обнял отца и приветливо похлопал меня по плечу. Старик напомнил мне дедушку Гиго. Невольно вспомнилось родное Лахири, вечерние беседы у очага, сверстники... С усилием оторвался я от этих воспоминаний и стал вслушиваться в разговор взрослых.
— Если бы все были смелые, то дома князей отобрали, и земли, и все, — говорил старик.
Собравшиеся вокруг нас люди поддакнули ему. Возражал только один человек — низенький, с острой бородкой и маленькими, скрытыми под красными веками черными глазами. Его звали Семипал:
— Теперь большевики взяли верх, конечно, надо их поддержать. Но ведь они и проиграть могут.
Никто ему не возразил.
Мы с отцом пошли в гости к Гудалу и просидели у него до вечерних сумерек. Гудал подробно рассказал о последних событиях в Сванетии. Оказалось, что Сирбисто весной вместе с русскими солдатами прошел через Твиберский перевал и при поддержке народа прогнал князей Дадешкелиани. Сторонники, князей бежали в леса, к ним примкнул кое-кто из знати. Сторонники князей нападают на селения и мирных людей, жестоко мстят всем, кто выступает против них.
Солнечные лучи золотили вершины гор, все остальное покрылось тенью, когда мы с отцом тронулись в обратную дорогу.
На половине пути нас застала ночь. Стало так темно, что, как говорили в Лахири, невозможно было пальцем в собственный глаз попасть.
Пришлось идти очень медленно, то и дело выкидывая вперед руку, чтобы не наткнуться на что- нибудь.
— Найдем мы тропинку домой? — спросил я отца.
— Найдем! — к моему удивлению, очень громко ответил, почти крикнул отец.
— Почему ты кричишь? — удивился я.
— Ты тоже говори громче. В лесу могут попасться волки и медведи, надо их пугать.
Встреча с медведем не предвещала ничего хорошего. Мне сразу же припомнился наш дальний родственник из Лахири Спиридон. Лицо его было так изуродовано медведем, что мы, дети, боялись его, хотя он был добрым, веселым и общительным человеком. Медведь повстречался с ним ночью и решил, как говорили шутники, «закусить мясом Спиридона». Спиридон обладал редкостной силой, и борьба человека с медведем длилась очень долго. Их нашли утром случайные прохожие. И человек и медведь были едва живы. Причем они так крепко обняли друг друга, что, несмотря на бессознательное состояние обоих, разнять их оказалось чрезвычайно трудно. Медведя тут же убили. Спиридона принесли домой и выходили. Но на всю жизнь он остался инвалидом. После этого события дедушка Гиго объяснил мне, что все было бы иначе, если бы Спиридон не испугался, не потерял самообладания. «Смелость, только смелость может победить медведя», — уверенно сказал дедушка.
Мне показалось, что смелости для схватки с медведем у меня хватит. И я наметил план действий на случай неприятной встречи: бить его по морде камнем. Для этого я потихоньку от отца поднял с дороги увесистый булыжник и решил согласовать свои действия с отцом.
Отец выслушал мой план и согласился с ним. Я не почувствовал иронии в его словах, когда он сказал:
— Значит, решим так: я схвачу медведя за уши, а ты в это время будешь бить его камнем по морде. Только бей сильнее и скорее, а то я долго его удержать не смогу. Хорошо?
Я согласился, но о том, что камень у меня в руке, не сказал.
В месте, где нам нужно было повернуть на тропинку, поднимающуюся на гору, зашуршали палые листья, раздался треск веток. Зверь явно шел нам навстречу. Сомнений в том, что это именно медведь, у меня не было. Я со всех сил швырнул булыжник вперед.
— Деавон![5] Деавон! Помогите! — раздался испуганный человеческий голос, и что-то тяжелое рухнуло на землю.
Я перепугался так, что сердце у меня, казалось, остановилось. Рядом со мной в оцепенении стоял отец. Так простояли мы несколько секунд.
— Идем! — крикнул он и схватил меня за руку. — Идем скорее.
Мы бросились вперед и тут же наткнулись на человека, лежавшего поперек тропинки.
Отец присел на корточки и тронул голову лежащего без признаков жизни человека. Тот неожиданно вскочил на ноги и, заорав нечеловеческим голосом, бросился от нас наутек.
— Убежал. Какой-нибудь больной, припадочный, наверное.
Я колебался, сказать ли отцу о камне или не говорить. Решил, что не стоит его расстраивать. Все равно теперь уже горю не поможешь.
Мы быстро пошли вверх по тропинке.
