— Прибыл вновь назначенный к нам матрос Поедайло, товарищ командир, — обратился ко мне Косик, — прикажете представить?
— Зовите!
— Какой Поедайло? — задумался Грешилов, поглаживая бороду. — Эх, это разгильдяй! Недисциплинированный подводник. Правда, в боях участвовал...
— Храбрый?
— Раз недисциплинированный — значит, трус и лентяй.
На мостик проворно поднялся щеголеватый, краснощекий, слегка курносый матрос, с лихо насаженной на самый затылок бескозыркой. Разглядывая его, я невольно припомнил кинофильмы, в которых действовали матросы-»братишки» с их развинченной походкой, пошлыми манерами, склонностью к анархизму.
— Матрос Поедайло прибыл в ваше распоряжение для прохождения дальнейшей службы! — доложил Поедайло. Его довольно красивые глаза нагло и самоуверенно «сверлили» меня.
— Не по-уставному докладываете! — вырвалось у Косика.
— Война, товарищ старший лейтенант! — развел руками Поедайло, искоса глянув на помощника. — Что поделаешь, не до уставов...
— Вот поэтому-то и следует особенно строго соблюдать уставные положения, товарищ под-водничек! — смерив с ног до головы матроса, отметил я.
— Узнаю вас, узнаю, Поедайло, — вздохнул Грешилов.
— Ах, простите, товарищ капитан-лейтенант, не заметил, здравствуйте, — матрос, казалось, смутился.
— Опять вас узнаю! Вы никогда не замечаете тех, с кем следует обменяться приветствиями, — сухо заметил Грешилов.
— Нет, честное слово, не заметил! Вы за тумбой стояли...
Оказалось, что матрос Поедайло служил последовательно почти на всех лодках дивизиона и везде показывал себя только с плохой стороны. От него неизменно старались избавиться и в конце концов под каким-нибудь предлогом списывали с корабля.
— От него придется избавляться, — как бы про себя пробасил Косик вслед Поедайло, которого уводил боцман через кормовой люк в лодку.
— Попробуем воспитать, может... — возразил я.
— Попробуйте, попробуйте! — иронизировал Грешилов. — Иногда бывают чудеса. У моего боцмана с ним ничего не вышло. Он кончил тем, что сдался. Сам напился до неузнаваемости.
— Поедайло одолел?
— Да. А Поедайло потом хвастал, что он перевоспитал самого грозного и исправного боцмана на дивизионе.
— А сколько же раз он сидел на гауптвахте?
— Не знаю. Взыскания с арестами он имел... И много раз имел, — ответил мне Грешилов.
— Зря, — решительно заярил я. — Недооцениваем гауптвахту. Она иногда помогает.
— Правильно! — согласился Косик. — Я всегда так говорил... А потому, если объявил арест, надо обязательно арестовать, а не... дискредитировать свои же решения.
— Вообще вы, братцы, хлебнете с ним горя, — Грешилов задумчиво посмотрел в иллюминатор...
Поедайло сразу же начал нарушать дисциплину и щеголять своей разболтанностью.
На следующий же день поздним вечером парторг корабля Петр Каркоцкий сказал мне:
— Я, товарищ командир, насчет новичка, липового новичка, Поедайло нашего...
— Почему липового?
— Какой же он новичок? Он на дивизионе гастролирует давно... Все части обошел.
— Да, говорят так. Но надо перевоспитать разгильдяя.
— Надо, конечно, но потребуются крутые меры. Самые крутые.
— Говорят, он одного боцмана уже... воспитал.
— Был такой случай, — Каркоцкий расхохотался — Вам уже сказали? Это шутка, конечно, но не далекая от правды... Он ведет нехорошие разговоры среди товарищей. Такие ужасы о войне рассказывает, что прямо запугал всех. Ведь наши матросы еще не обстреляны, глубинную бомбежку не испытали, и они...
— Верят ему?
Каркоцкий задумался. Я смотрел в его глаза и ждал ответа. Волосы у Каркоцкого были рыжие, бровей и ресниц не было видно, — бесцветные, они сливались с загорелым лицом, но в глубоко сидящих глазах читались ум и решительность.
— И верят и не верят. Кое-кто может и поверить. Есть же люди со слабым характером.
— Надо, чтобы его разоблачили как труса, — посоветовал я парторгу.
— Примерно в таком направлении я и ориентировал комсомольцев, но решил доложить вам.
— Правильно.
— Да еще этот липовый храбрец воспевает пьянство.
— Но списывать с корабля не будем. Он пойдет с нами в походы, — решил я.
— Мне кажется списывать нет необходимости. У нас народ хороший. Сумеем переварить такого «героя». Но горя, конечно, хлебнем с ним, — согласился со мной парторг.
Таким образом, по вопросу воспитания Поедайло наши мнения сошлись.
— Еще одно дело, товарищ командир, — проговорил парторг, встав со стула. — Подводная лодка «Агешка» вернулась из очень интересного похода.
Нельзя ли попросить командира побеседовать с нашими ребятами?
Мне очень понравилась мысль парторга, и я обещал завтра же поговорить с капитаном третьего ранга Кукуем.
Подводные лодки нашего дивизиона воевали активно; многие из них уже не раз возвращались из боевых походов с победами, которые сразу же становились известными всем подводникам соединения. Но и специальные беседы не теряли смысла и интереса. Подводники интересовались прежде всего подробностями, опытом, добытым нередко кровью своих товарищей.
Поход «Агешки» действительно был очень поучительным. Лодка охотилась за фашистскими кораблями в северо-западной части Черного моря. На седьмой день поиска она обнаружила транспорты противника. Приготовив к бою торпедные аппараты, она устремилась навстречу врагу. Ей удалось благополучно прорвать кольцо охранения и торпедировать головной транспорт, груженный боеприпасами. Транспорт был большой, его груз был достаточен для боевых действий целой войсковой части в течение месяца.
После атаки подводная лодка подверглась ожесточенному преследованию. Фашисты с остервенением сыпали глубинные бомбы на «Агешку», дерзнувшую прорваться внутрь минного поля, считавшегося надежным барьером против наших неопытных, как они полагали, подводников. «Агешка» была первой лодкой, атаковавшей вражеские силы внутри минного поля в северо-западной части моря.
Преследование длилось долго? Фашисты хотели не только отомстить за серьезный урон, причиненный лодкой, но и отучить советских подводников от столь смелых маневров. «Агешке» удалось оторваться от врага, но она наскочила на мину и получила серьезные повреждения.
Устранение их потребовало много сил.
Впоследствии командир лодки Григорий Кукуй в тесном кругу друзей сочинял немало острот, вспоминая эти напряженные минуты. Он шутил, например, что будто бы, стремясь придать своему голосу спокойное выражение, он так напрягался, что у него чуть глаза не вылезали из орбит и что отсутствие света он считал очень удачным для себя, ибо матросы не могли видеть вибрацию, которой было охвачено все его тело...
Лодка всплыла в надводное положение. На поверхности моря врага не было, и экипаж получил возможность залечить свои раны. За одну короткую ночь нужно было сделать столько же, сколько делает хорошая ремонтная мастерская за неделю.
С наступлением утра «Агешка» ушла под воду, чтобы там окончательно подготовиться и снова скрестить свое оружие с врагом.
