— Нас называешь медузами, — вдруг вспомнил свою недавнюю обиду Сахаров, — а ты сам-то, оказывается, глухарь.
«Глухарями» на войне именовали артиллеристов.
Я ходил по строительной площадке, приглядываясь к работающим матросам. Большинство из них участвовало в конвейерных цепочках. По их рукам камни, словно по волшебству, скачками перепрыгивали к месту назначения.
— Как работается, орлы? — спросил я, подойдя к одной из цепочек.
— Нормально, товарищ капитан третьего ранга, — ответило сразу несколько голосов.
— Работать лучше, чем ждать торпеду от ваших коллег — подводников, — сострил кто-то.
— Или огребать глубинные бомбы от ваших коллег — надводников, — добавил какой-то подводник.
Шутливая перебранка всех оживила. А в ста метрах от реки на небольшой площадке работали с лесоматериалами, пилили, строгали... Невдалеке тарахтела бетономешалка. Около нее тоже виднелась большая группа матросов.
Работы не прекращались круглые сутки...
Через шесть дней наш эшелон первым прошел по восстановленному мосту. Дорога Армавир — Туапсе на три дня раньше срока вошла в действие. Мы немало гордились своим участием в ее восстановлении и, надо сказать, не без оснований.
По случаю окончания работ на станции Белореченская был проведен митинг. В приказе начальника дороги всем морякам выносилась благодарность, а тридцать три человека из нашего эшелона получили значки «Отличный восстановитель» и «Почетный железнодорожник».
Наш поезд помчался по освобожденному Донбассу. Мелькали сожженные станции, взорванные мосты, развалины разрушенных городов, черные пепелища на месте недавних селений.
Острая ненависть к врагу с новой силой овладевала моряками.
Одно дело, когда человек знает о чем-либо из книг, газет, журналов, и совершенно другое, когда он воочию убеждается в этом же. Мы были потрясены картинами разрушений. При отступлении под натиском наших войск фашисты уничтожали и предавали огню все, что могло быть уничтожено и сожжено.
— Вот из каких мест Вася к нам прибыл, — припомнил нашего воспитанника Свиридов, глядя в окно вагона. — Где-то он теперь?
Подобрали мы Васю год назад в одном из приморских городов, подожженных фашистской авиацией.
Лодка стояла в порту неподалеку от судоремонтного завода, когда начался очередной налет противника.
Фашистские бомбы падали на санатории и дачи, поражали мирное население.
Гитлеровцам удалось поджечь один из цехов судоремонтного завода и потопить несколько рыбачьих лодок, стоявших около пирса. Пожары возникли и в самом городе. На территории завода лежали убитые, стонали раненые.
Как только был дан отбой боевой тревоги, все свободные от вахты офицеры и матросы вместе с пожарными бросились тушить загоревшийся цех.
— Вот, товарищ командир, подобрал. Отличный парнишка, — возбужденно доложил мне комсорг Свиридов, — нам бы такого на лодку...
Осиротевших по вине гитлеровцев детей было множество, и матросское сердце не могло мириться с тем, ?то по развалинам бродит запуганный, голодный мальчуган.
— Замечательный парнишка, — расхваливал Свиридов, заискивающе поглядывая на меня.
— Откуда вы знаете, хороший он или плохой? — спросил я.
— Да я этих мальчишек насквозь вижу, — настаивал Свиридов, не выпуская, впрочем, крепко зажатого в руке воротника измазанной рубашонки. — Вы на слезы его поглядите. Такие слезы только у настоящих мужчин бывают... — привел комсорг новый и неожиданный аргумент.
— Вы сами еще не настоящий мужчина, — поддразнил я Свиридова.
Мальчуган исподлобья поглядел на матроса и, перестав плакать, рассмеялся.
Подошли другие матросы и вместе со Свиридовым начали уговаривать меня.
— Неужели мы одного мальчонку не сможем воспитать? — говорили матросы.
— За ребенком уход нужен. А когда же нам этим заниматься? — возражали.
— Я не ребенок, — неожиданно сказал чумазый мальчуган, — и ухода за мной никакого не надо. А страх меня тоже не берет. Вы не думайте, что я от страха плакал. От обиды, товарищ командир, ей-богу, от обиды...
Парнишке, видимо, очень хотелось попасть на лодку, и Свиридов совершенно напрасно боялся, что он убежит.
— Товарищ командир, конечно, пользы от меня будет мало, — рассудительно продолжал мальчик, — так ведь я и мешать никому не стану. И ем-то я почти совсем ничего. Правда, дяденька, — взмолился он, — взяли бы меня...
Через несколько минут мы узнали несложную биографию мальчика и причину его понравившихся Свиридову «взрослых» слез. Плакал Вася, как звали мальчика, потому, что увидел убитую бомбой женщину. А она напомнила Васе погибшую под бомбежкой мать. Отец его погиб на фронте, и, когда бежавшую от гитлеровцев мать вместе с младшей сестренкой убило сброшенной с фашистского самолета бомбой, осиротевший мальчуган устремился куда глаза глядят. После долгого бродяжничества он добрался до Черноморского побережья.
Вася стал членом нашего экипажа. Взять его с собой нам не разрешили.
— Разве все это быстро восстановишь? — поглядывая на развалины, качая головой, говорил кок Щекин.
— Трудно, но восстановим! — отзывался Каркоцкий. — И не только восстановим — лучше построим! Дай только уничтожить фашистов!
— Ну, фашистов уж теперь как-нибудь дожмём, еще месяц-два — и... .
— Я уже сроки перестал устанавливать, но знаю, что скоро им хана...
Шел четвертый год ожесточенной войны. За это время столько было всяких неудачных догадок и предположений относительно сроков окончания войны, что мало кто уже набирался смелости делать какие-либо прогнозы, хотя близость краха фашистской военной машины ощущалась всеми.
В конце марта эшелон прибыл в Москву. Мне было приказано явиться с докладом к заместителю Наркома Военно-Морского Флота генерал-майору Николаю Васильевичу Малышеву.
Невысокий, сухощавый генерал выглядел очень утомленным, но, несмотря на это, встретил он меня приветливо и задал много вопросов о матросах, старшинах и офицерах эшелона.
— Хотел приехать к вам, поговорить с людьми, но, к сожалению, не нашел времени, — генерал говорил, прохаживаясь по кабинету. — Прошу вас передать морякам мой привет и пожелание успехов в выполнении священного долга перед Родиной. Встретимся после войны. Нет ли у вас вопросов?
— Все хотят знать, куда нас везут.
— Этого не скажем, — лицо Малышева стало строгим и непроницаемым.
Мое внимание привлекли фотокарточки, лежавшие на рабочем столе генерала. На одной из них я увидел своего товарища по Военно-морскому училищу Павла Кузьмина.
— Знаете этих подводников? — перехватил генерал мой взгляд.
— Это мой товарищ Паша Кузьмин.
— Погиб, — Малышев опустился на стул и взял в руки карточку. — Геройской смертью погиб.
— Когда? При каких обстоятельствах?
— Только недавно нам стали известны подробности. Но со времени его гибели прошло два года.
И генерал рассказал обстоятельства гибели Павла Кузьмина и его товарищей...
Подводная лодка «Салака» должна была действовать в западной Балтике. Она успешно прошла Финский залив, преодолела многочисленные минные поля, сетевые заграждения, форсировала большую часть специальных противолодочных барражей и всплыла в надводное положение западнее острова Гогланд, чтобы зарядить аккумуляторы.
Командир корабля капитан-лейтенант Павел Кузьмин стоял, прислонившись к крылу козырька рубки, и
