в ночной бинокль внимательно оглядывал горизонт.
Стояла хотя и облачная, но довольно ясная ночь. Несмотря на трехбалльную волну и легкую дымку, которой была окутана восточная часть горизонта, подводная лодка могла быть обнаружена с береговых постов наблюдения или катерами-охотниками, рыскавшими в районе противолодочных барражей. Однако запасы электроэнергии были почти полностью израсходованы, и всплыть было необходимо.
Со стороны острова Гогланд появился луч прожектора. Он двигался в сторону подводной лодки, однако не дошел до нее и исчез. Темнота сразу же сгустилась.
Это насторожило подводников. Было похоже, что прожектор кому-то сигналил. Командир подводной лодки по направлению луча прожектора определил, откуда можно ждать объектов атаки, и приказал изменить курс.
«Салака» развернулась и легла на заданный румб.
Противник не показывался. Прошел час.
— Боевая тревога! Надводная торпедная атака! — раздалась команда.
Это боцман заметил силуэты появившихся с запада кораблей. «Салака» устремилась навстречу конвою.
В его составе подводники различили силуэты двух больших транспортов, двух миноносцев и более десяти катеров-охотников. Силы были неравными, но советских моряков это не могло смутить.
Они были охвачены лишь одним желанием: во что бы то ни стало нанести врагу смертельный удар! Подводники знали, что транспорты везли подкрепление войскам, осаждавшим Ленинград.
«Салака» проскочила сквозь кольцо охранения, проникла внутрь конвоя, но не успела еще занять позицию для залпа, как головной миноносец обнаружил присутствие подводной лодки и артиллерийской стрельбой поднял тревогу. Одновременно он осветил борт «Салаки» прожектором. Примеру эсминца последовали остальные корабли конвоя.
Все море вокруг «Салаки» превратилось в кипящий котел. На подводную лодку были направлены сотни стволов вражеских орудий. Сквозь слепящие лучи прожекторов и плотную стену из водяных столбов Кузьмин с трудом различал контуры кораблей.
Транспорты начали разворачиваться, пытаясь уклониться от торпед.
— Левый залп, ап-па-ра-ты, пли! — прозвучала заветная команда. — Правый -залп, ап-па-ра-ты, пли!
Подводная лодка начала погружение.
Два фашистских транспорта были потоплены, но пострадала и подводная лодка. На мостике погиб от осколка вражеского снаряда сигнальщик Синельников, несколько человек были ранены. В кормовой части корабль имел значительную пробоину. Вся верхняя палуба была искорежена снарядами.
В этих условиях «Салаке» предстояло уклоняться от преследования. Весь район моря, кроме небольшого фарватера, известного только фашистам, был уставлен противолодочными минами. Катера- охотники, имея небольшие осадки, могли плавать в этом районе, а подводные лодки рисковали в любую минуту наткнуться на мину и подорваться.
«Салака» мастерски маневрировала. Ей удавалось избегать прямых попаданий вражеских глубинок. Но плотность аккумуляторов была мизерной. Электроэнергия быстро иссякала. Маневренные возможности становились все скуднее.
Глубинные бомбы настигали лодку. «Салака» с большим дифферентом на корму почти полностью лежала на правом борту — крен достигал невероятной величины, и люди вперемежку с механизмами валялись по всему отсеку. Было темно. Даже аварийное освещение вышло из строя.
Но, несмотря на все, «Салака» поднялась с грунта и двинулась вперед.
— Пробоина в дизельном отсеке! Поступает забортная вода! — докладывали из кормовой части корабля.
— Скрежет минрепа справа! — одновременно крикнуло несколько голосов из носовых отсеков.
Минреп не отставал. Он проскользил по борту до самого кормового отсека, и, когда подводники думали, что он последний раз лязгнет и оставит корабль, раздался взрыв.
Перекореженный корпус подводной лодки упал на илистый грунт. Стрелка глубиномера показала двадцать два метра.
В отсек ввалился заместитель командира Круглое. Одежда его была разорвана. Сквозь грязь и соляр, которым было покрыто лицо, с трудом можно было признать всегда жизнерадостного офицера.
— Положение тяжелое, Павел Иванович, — сказал он командиру. — Нам нечем бороться за живучесть...
— Людей из электромоторного убрать! Отсек изолировать! — принял решение Кузьмин, не дав докончить Круглову. — Артиллерийская тревога!
— Правильно, Павел Иванович, — тихо ответил Круглое на вопросительный взгляд командира, — другого выхода нет... сразимся...
По кораблю раздались сигналы артиллерийской тревоги. Перепрыгивая через разбросанные механизмы и обгоняя друг друга, все бежали к своим местам.
— Срочное всплытие! Продуть балласт! Фашисты, очевидно, решили, что поврежденная
подводная лодка собирается сдаться в плен, и не открывали огня. Но подводники думали иначе. Меткие залпы «Салаки» с первых же выстрелов подожгли головной катер-охотник. Враг открыл ураганный огонь из всех своих пушек и пулеметов. На лодку снова обрушивались десятки вражеских снарядов. Крупнокалиберные пулеметы осыпали горячим металлом всю верхнюю палубу, мостик и надстройку мужественно сражавшегося одинокого советского корабля. Вскоре получил прямое попадание, загорелся и вышел из строя еще один фашистский охотник и два получили повреждения, но враг был многочислен. Подводники редели, каждая секунда приносила невосполнимые потери в людях и в технике.
— Шлюпки спустить с правого борта... людей на берег... Командовать кораблем Круглову! — прохрипел смертельно раненный Кузьмин и упал под козырек мостика.
Две крохотные шлюпки — штатная и резиновая надувная — отделились от «Салаки» и исчезли в густом лесу всплесков от артиллерийских снарядов.
Одинокое кормовое орудие мужественно продолжало разить врага. Потом замолкло.
Круглое и его товарищи с ужасом наблюдали, как кольцо из вражеских кораблей начало смыкаться вокруг советской подводной лодки, которая чудом еще продолжала оставаться над водой. «Салака» была освещена прожекторами катеров со всех сторон. На верхней палубе, на мостике и у орудий людей не было видно.
Катера осторожно, но упорно сближались. «Салака» кормой постепенно погружалась в воду. Но фашисты не хотели ее упустить. Они спешили захватить хотя бы трофеи, документы, оружие. И, уверенные в полной беспомощности лодки, один за другим стали подходить к борту.
Шлюпки были уже далеко. Подводники едва различали силуэты вражеских кораблей. Но они поняли, что катера подошли вплотную к «Салаке».
Прозвучал сильный взрыв.
Место, где сгруппировались вокруг «Салаки» вражеские катера, превратилось в адский котел. На острие громадного пламени высоко в воздух полетели куски раскаленного металла.
Это героическая советская подводная лодка, не пожелавшая попасть в руки врага, взорвала сама себя!
— ...О героизме подводников «Салаки», я думаю, вам следует рассказать морякам, — закончил свое повествование Николай Васильевич.
— Да, товарищ генерал, — несколько рассеянно ответил я.
Рассказ о гибели «Салаки» взволновал меня, вспоминался Кузьмин - сдержанный, чуткий, внимательный к людям, прекрасный товарищ.
— Жалко, конечно, этих замечательных людей, — генерал мгновенно уловил мое настроение, — но мы должны помнить, что тот, кто погиб ради нашего великого дела, — бессмертен.
— Так точно, товарищ генерал, — я словно бы оправдывался в своей минутной слабости, но не мог поднять на генерала взгляд. Потом усилием воли поднял голову.
— Политические информации проводите в эшелоне?
— Регулярно, товарищ генерал. Проводим беседы, информации и даже доклады.
