суда почти всех классов, подводные лодки-истребители, воздушные силы и многое другое. Но боролись они с переменным успехом.
С первых же дней второй мировой войны подводные лодки действовали почти во всех морях западного полушария. В «битве за Атлантику» вновь встал вопрос: кто кого? Многочисленный английский флот, плохо подготовленный для борьбы с подводным оружием, оказался неспособным к успешному противодействию подводной опасности. Англия стала спешно закупать всякого рода суда противолодочной обороны. Так, она купила у американцев пятьдесят старых миноносцев, уплатив за это... своими колониальными владениями в районе Карибского моря.
До вероломного нападения фашистской Германии на Советский Союз победа в «битве за Атлантику» была на стороне, в сущности, небольшого немецкого подводного флота.
Разумеется, с увеличением количества потопленных английских судов росли и потери немецких подводных лодок. Но они относительно легко восполнялись германской промышленностью до тех пор, пока в 1943 году после поражения под Сталинградом и Курском; военная машина Гитлера не затрещала. Военное производство фашистской Германии пошло вниз.
Не бомбежки германских заводов американской и английской авиацией, о чем много шумела англо- американская пропаганда, а недостаток кадров после огромных потерь на Восточном фронте, нехватка сырья, также поглощаемого борьбой с Советской Армией, — вот что заставило гитлеровскую Германию несколько сократить выпуск подводных лодок уже в 1943–1944 годах. Кстати заметим, что и сама-то теория «сокрушения» Германии с воздуха была поводом для дальнейшего саботажа открытия второго фронта в Европе и средством давления на лидеров германской тяжелой индустрии. По признанию самих американцев, ударами с воздуха они не преследовали серьезной борьбы против германского военно-промышленного потенциала. Эти удары обрушивались главным образом на мирное население городов и лишь на те отрасли промышленности, которые конкурировали с американскими заводами. Реальный военный эффект от операций был, в сущности, незначительным. И вот в этих условиях англо-американская пресса умудрилась превозносить победы, якобы одержанные военными флотами союзников над подводными лодками немцев, стараясь одновременно всячески умалить действительную причину поражения гитлеровцев на атлантическом театре — победу советского оружия. Таким образом, количество немецких подводных лодок, действующих на море, фактически сократилось, но никакой деморализации от ужасных стратегических бомбардировок подводники не испытывали. Они топили транспорты и боевые корабли своих западных противников, хотя и в меньшем количестве, но с прежней интенсивностью и успехом.
К берегам Англии
Темной ночью маленький буксир доставил нас на транспорт «Джон Карвер». На палубе нас встретили специально назначенные для этого американские матросы — долговязый Джон Бурна и приземистый, слегка сутулый Чарли Лик. Они показали места, отведенные подводникам. Матросы и старшины были размещены в носовом трюме, который за несколько дней до этого наши хозяйственники специально оборудовали под временный кубрик. Офицерам были отведены каюты на втором и третьем деках надстройки.
Я спустился в импровизированный кубрик по узкому и предельно неудобному трапику одним из первых. В нашем эшелоне, кроме одной трети команды подводной лодки, были части экипажа миноносца и линкора. Всех их надо было распределить в огромном, тускло освещенном трюме.
Весь левый борт заняли моряки с линейного корабля, по правому — разместились матросы миноносца и подводники. В центре трюма вокруг двух длинных столов оставалось много свободного места.
Оглядевшись, Свиридов воскликнул:
— Здесь мы организуем танцы!
— Быстро ложиться спать! — сухо перебил я. — Время позднее, экипаж транспорта должен отдохнуть! Мы мешаем.
Джон Бурна и Чарли Лик со всеми знакомились, старались о чем-то заговорить, ловко лавируя своим весьма скудным запасом знаний русских слов. Нашим морякам, впервые видевшим живых американцев, тоже было небезынтересно пожать им руку, поговорить.
Я долго и терпеливо ждал, пока американцы наговорятся и дадут угомониться матросам, но, убедившись в том, что они запросто могут проболтать до утра, попросил их уйти.
Когда я вышел на верхнюю палубу, на востоке уже забрезжил рассвет. Короткая полярная ночь кончилась.
— Доброе утро, мистер! Говорите ли вы по-английски? — ко мне подошел низкорослый круглоголовый лейтенант американского флота. — Меня зовут Уильям Одд.
Я назвал свое имя. Мы познакомились.
— Я укажу вам вашу каюту. Я дежурю по кораблю, и моя обязанность принять дорогих гостей. И... сразу хочу вам сказать, что капитан просил, чтобы ваши люди не мешали команде на верхней палубе.
— Я уже приказал своим людям. Будем соблюдать дисциплину неукоснительно.
— О-о-о, очень приятно, — лейтенант говорил нараспев, необычно для американцев.
— Вас разбудить, когда суда начнут выходить в море? — лейтенант указал в сторону многочисленных «Либерти», словно гранитными утесами окружавших со всех сторон «Джон Карвер».
— Сколько транспортов будет в конвое, не знаете, мистер лейтенант?
— Более сорока. Кажется, сорок один. Так капитан Мейер сказал вечером.
— И все они однотипные? Класса «Либерти»?
— Все типа «Либерти», американской постройки...
Мы поднялись на второй дек, где под самым капитанским мостиком располагалась каюта, отведенная мне и капитан-лейтенанту Виктору Паластрову.
— Вот здесь ваша каюта. Ваш товарищ уже спит. Он, наверно, очень устал.
«Кадеты», — прочел я над дверью каюты.
— Это нас будете так именовать?
— Теперь будем вас, — лейтенант понял шутку, — а раньше в этой каюте жили практиканты-кадеты. Но война... Я тоже хотел быть учителем, а... теперь воюю...
— Благодарю вас, лейтенант! — Я открыл дверь каюты.
— Вы не сказали, мистер командер, разбудить вас?
— Не беспокойтесь, я сам проснусь.
В каюте были две койки, расположенные одна над другой. На верхней спал капитан-лейтенант Паластров. Лежал он в неудобном положении и слегка храпел.
— Перестань храпеть! — растолкал я товарища. — На тебя уж дежурный по кораблю жалуется...
— Да ну его к свиньям! Все время ходит около двери...
Паластров повернулся на бок и сейчас же снова заснул.
Нас разбудил энергичный стук в дверь. Это был Петр Каркоцкий, назначенный мною старшиной кубрика.
— Уже восемь часов, — воскликнул я, глянув на часы. — Слушаю вас, старшина.
— Извините, пожалуйста, товарищ капитан третьего ранга, но... не знаю, как быть, — мялся парторг. — Американцы требуют рабочих на камбуз. Кого назначить? Языка никто не знает...
— Назначайте подряд по списку, — -ответил я. — Будут объясняться жестами.
— Разрешите еще один вопрос, товарищ капитан третьего ранга?
— Хоть сто, — широко развел я руки. — Теперь мы с вами пассажиры. Времени у нас много.
— Мы идем по Кольскому заливу, очень красиво кругом. Ребята хотят посмотреть... Разрешите понемножку выпускать на верхнюю палубу.
— Хм, только каждого предупреждайте, чтобы не мешали в управлении кораблем. Мы — военные люди, и нехорошо, если гражданские моряки будут иметь к нам претензии, понятно?
— Так точно. Все будет в порядке! — Старшина ушел.
Я слишком хорошо знал Каркоцкого, чтобы обмануться в его «дипломатических ухищрениях». Его заставило обратиться ко мне не затруднение с выделением матросов на камбуз, а именно желание получить
