Люди вокруг собрались:
— Во! Мешки денег везут!..
— Дай немного!..
Балянский пистолет показал.
А чернорубашечник ржет:
— Он же у тебя газовый…
И сказать-то в ответ нечего. Балянский ухватил оба мешка и потащил быстрее по асфальту. Хорошо, что вагон не в голове состава оказался.
Проводница всплеснула руками:
— Денег-то…
Забился Николай Павлович в двухместное купе, пот с лица рукавом вытирает. Теперь, казалось, можно было бы и отдохнуть, но задело другое. Он один сопровождает груз, ему ни в туалет не выйти, ни в буфет… А тут еще и сосед смурным оказался. Все молчит. Явно не генерал… И тем более не губернатор…
Ну, влип… Выйти бы, осмотреться, обстановку разведать., А с кем мешки оставить?
Спина взмокла.
«А говорила — сумочку одну! Тут два мешка неподъемных! Ну, Глаха! Ну, баба Яга!..»
Поезд тронулся. Разогнался.
Сосед вышел.
«А чего он пошел? Может, с кем-то договариваться?.. А проводница?.. Может, тоже кому шепнула?.. Ну, ладно эти мешки!.. Но ведь сначала грохнут меня. А потом уже в мешки полезут».
Сосед лег. Долго ворочался. Наконец-то захрапел. И вдруг открыл глаз — огромный такой. Потом закряхтел. Поднялся и опять вышел.
«Не спит… А чего не спит?»
Вот дверь приоткрылась — Балянский ухватил под мышкой пистолетную рукоять:
«Хана…»
Мужская тень — сосед не сосед, кто его знает, — согнулась на диван и улеглась. Натянула одеяло. Высунула нос.
«Подглядывает, гад!»
Вокруг черным-черно. И чьи-то шаги по коридору. Сжал под мышкой плашку пистолета:
«Им разве что ворон пугать».
А если за стенкой ему прямо в спину целят? Сейчас — хлоп! Обернулся, потрогал кожу стенки, сдвинулся в сторону.
А вдруг в висок? И уже дуло мерещится…
Наклонил голову…
Напряжение нарастало. Чувствовал, что больше не выдержит и вот-вот кинется соседа душить, пока тот первым на него не напал…
Стало светать.
Фу, вот и Белодонск.
В купе заглянул Турист:
— Где сумка?..
— Вона…
Комендант мешок еле вытащил.
В банке из последних сил дотянули груз до кассы:
— Принимайте!
Николай Павлович вздохнул — и скорее домой отсыпаться. Только прилег на койку, позвала жена:
— Тебя к телефону…
Нутром почувствовал: Глафира.
— Николай Павлович! — запела та. — Мы тут зашиваемся, из кожи вон лезем, а вы отдыхаете. Приехали бы, помогли справки развезти.
— …Ждите…
Когда показался в банке, справки уже увезли. А шеф, вместо того чтобы поблагодарить Балянского за опасную поездку, сказал:
— Чего же не помог?..
— Да ведь не дождались меня…
Балянскому от обиды перехватило горло: он пахал-пахал, ночь не спал, жизнью, можно сказать, рисковал, а его еще попрекают… Вышел из помещения банка, студнем плюхнулся на заднее сиденье трамвая и провалился в сон. В глазах все поплыло. Казалось, что его уже убили. Кто-то потрошит мешки с бирками «национальный банк»… Справки заполняет… Через границу валюту составами перегоняет…
— Эй! Вставай! Депо…
На следующее утро Николай Павлович пораньше пришел в банк с единственным желанием высказать Глафире все, что он о ней думает. Встал около дверцы ее кабинета, ждал и чувствовал, как копится в нем негодование и с каким удовольствием он сейчас в лицо этой женщины все выплеснет.
Стоял и ждал.
Глафиры не было.
Она появилась через час, когда Балянский уже немного остыл.
Сначала зачем-то зашла в кассу, потом покрутилась у входа в банк и, не подходя к кабинету, поднялась на второй этаж.
Балянский за двадцать милицейских лет привык к особому терпению и дождался своего — Глафира оказалась напротив него. И понесла свою привычную околесицу. А он, за сутки пути и бессонные ночи скопивший столько возмущения, не смог вымолвить ни слова. Сидел, проглотив язык, и молчал. Что произошло с бывшим майором?
— Борис Антонович! Лето в разгаре — я взяла путевку, — обратилась к шефу главбух.
— А как же мы без тебя?
— Так ведь вы Анюту в мои заместители протащили.
— А ты откуда знаешь?
— Я и не это еще знаю! — засмеялась Вероника Семеновна.
— А что именно, если не секрет?
— Что вы на нее представление за моей подписью отправили… Ая-то ничего не подписывала…
— Ну, тогда отдыхай! — невольно проговорил Манин, пойманный с поличным.
С каким облегчением Вероника Семеновна откинулась на спинку кресла в самолете, улетающем в Бургас. Она могла отключиться от Глафириных укусов, от зануды-шефа, от настырных подчиненных, а самое главное, за это время должен был удвоиться ее вкладной капитал.
Вероника Семеновна еще не успела приземлиться на морском побережье, а Глафира начала действовать. Обработала операционистку по вкладным операциям Светлану и вынудила ее перейти в бухгалтерию на обслуживание юридических лиц:
— Тогда у тебя за плечами будет две профессии!
Свою дочь уговаривать не пришлось: та давно прожужжала матери все уши.
И вот пожаловала к управляющему:
— Теперь тебе бить мои карты нечем…
Манин что-то мямлил, просил обождать возвращения Вероники, пытался под любым предлогом улизнуть из банка, но кадровичка на этот раз перекрыла ему все пути отступления. Манин сник…
В тот же день Наталья Очеретяная сменила за стенкой кабинета своей матери операционистку Светлану. Комендант поменял ей твердый стул на мягкое кресло, зашарпанный конторский стол на новехонький банковский, протянул отдельный телефон, повесил жалюзи, чтобы хоть как-то угодить дочери Глафиры Львовны.
Каково было удивление Очеретяной, когда она в списках вкладчиков увидела фамилию главного
