— Расписывайся!
Балянский чиркнул свою роспись и только тут понял, в каком положении он оказался.
Инкассаторы скрылись в зале.
Николай Павлович прохрипел:
— В банк!
Всю дорогу он оглядывался. Казались подозрительными «Вольво», долго сидевшая у них на хвосте; обогнавший «УАЗ» с гогочущими пассажирами в милицейской форме; нависший сзади «КамАЗ» — Николай Павлович даже приготовился прыгать из машины на случай нападения, еще не решив для себя, захватит с собой пакет или нет.
Поглядывая на завалившуюся стрелку уровня бензина в баке, крестился:
— Спаси… Помоги… Сына твою…
Внося пакет с долларами в банк, безопасник хотел высыпать их прямо на стол Глафире: пусть, тварь такая, посмотрит, как из-за нее приходится возить деньги!
Но ее, как всегда, не оказалось в банке. Постучал в дверь кассы и спустился в хранилище, где кассир аккуратно переложила перехваченные бумагой пачки в сейф, а потом закрыла дверцу на два ключа.
Дочь Глафиры многое переняла от матери. Наталья Очеретяная могла в разгар рабочего дня выставить на стойку табличку «перерыв» и уехать к парикмахеру, посетить массажиста, пойти погулять по магазинам, могла ни с того ни с сего обругать клиента, накричать на милиционера.
Тарас Леонтьевич все это слышал и, не выдержав, завел разговор с управляющим.
Манин огорошил его:
— А знаешь, что они говорят о тебе?
— Что?
— Что ты с криминалом связан…
Юрист не нашелся что и ответить. Лишь проглотил язык и более разговора с шефом о проделках Глафириной семейки не заводил.
Как-то, спускаясь на первый этаж, услышал визгливый голос Натальи:
— Мам! Мне неудобно… Когда этот пердун заменит стул?..
— Что там, Наталочка? — Безбородова кинулась к дочери и уже оттуда забасила на весь зал: — Где комендант? Ах, вот ты, паршивец! Почему у Наташеньки стул неисправен?
— Что еще там? — Турист заглянул к Очеретяной.
— А вот, как сяду, так это мотыляется! — возмутилась Наталья.
— Но ведь стул-то исправен! Чего тебе еще надобно?
— Как вам не стыдно!
Комендант побагровел.
— Выполняй, что тебе говорят! — подбоченилась рядом Глафира.
Турист крякнул, взял стул за ручки и покатил по коридору.
«Черт-те что!» — давился от смеха Тарас Леонтьевич.
Глафира работой свою дочерь обеспечила, а вот подходящего
зятя не нашла — саксофонист ее явно не устраивал. Все молодые люди, устраивавшиеся в банк, подвергались ее обработке.
Только в компьютерном отделе появился новый электронщик Игорь, молодой человек с копной кучерявых волос, как Наталья положила на него глаз.
Последовала команда:
«Мама! Фас!»
И понеслось.
Ежечасно Наталья звонила электронщику:
— Компьютер поломался!
Игорь приходил, проверял: все исправно.
И шел назад.
Не успевал подняться к себе — очередной вызов к Очеретяной.
Стоило ему возмутиться, как подключалась Глафира:
— Вы что, не понимаете всей важности вкладных операций?
Игорь объяснял ей, что техника исправна и надо только научиться пользоваться компьютером.
И глубже попадал в Глафирины сети.
Теперь задерживался после работы, обучая Наталью персонально, а потом уже и вынужденно провожая ее до дома — попробуй не проводи, Глафира заживо съест.
И перед ним возникла дилемма: либо продолжить провожать Очеретяную и неминуемо сделаться зятем всесильной Глафиры, либо снова оказаться на улице и на свободе. Игорь предпочел свободу.
Глафира переключилась на Павла. Приглашала его к себе в кабинет и угощала пирожными, апельсинами, бананами, однажды привезла астраханский арбуз. Паша уминал пирожные, чистил шкурки с апельсинов и бананов и поедал плоды, разрезал арбуз и съедал половину… Благодарил мать Натальи и уходил как ни в чем — не бывало. Расставить более тесные сети вокруг сына центробанковского начальника зам не решалась.
Вероника Семеновна не могла определить, что ей делать. С одной стороны, она хотела устроить свою личную жизнь и уехать к Иванчо, а с другой — не могла позволить себе лишиться получаемых благодаря банку привилегий и благ.
Она с интересом откликнулась на просьбу юриста принять священника Феофила.
При виде батюшки ее взгляд мгновенно посветлел:
— Чем могу быть полезной?
— Ваш управляющий обещал пожертвовать на храм… Да, видимо, забыл… Скоро дожди пойдут, а крыша церкви все не латана…
— С памятью у него бывает… Пойдемте к нему…
Управляющий сидел, положа руки на стол и стуча пальцами.
— Борис Антонович! Грешите… — начала прямо с порога главный бухгалтер. — Отец Феофил ждет пожертвований…
Манин скривился, словно у него собирались выдернуть зуб.
Вероника продолжила:
— Что же, у банка такая прибыль…
— Ладно, ему… хватит? — спросил Манин, назвав цифру.
От услышанного у батюшки зарделись щеки, и он подпрыгнул:
— Еще как!
— Завтра же перечислим, — бросил Манин.
— Теперь вы меня выслушайте, — Вероника завела священника к себе в кабинет. — Батюшка! Буду с вами откровенна. Скажите, что, по-вашему, важнее: деньги или любовь? Что лучше: потерять деньги, но остаться с любимым или потерять любимого, но не лишиться денег?
Феофил сощурил глаза:
— Понимаю, понимаю вас… «Не сотвори себе кумира» — говорит одна Божья заповедь… А другая: «Возлюби ближнего»… Думаю, важнее в данном случае… И то… И другое…
Вероника Семеновна уставилась на батюшку:
— Это как?
Самолет с четой Коркуновых сделал остановку в Белодонске. На летное поле к лайнеру вырулила легковушка, из которой на трап с букетами роз кинулся Манин. Пряча лица от ветра, на верхних порожках лестницы появились Валериан Валерьевич и его супруга. Поддерживая каждого за локоть, Манин проводил гостей к машине, и спустя несколько минут они уединились в гостевом зале аэровокзала. Между огромных фикусов на полированном столе блестели бутылки с вином в окружении овощных и фруктовых блюд в виде розочек, тюльпанов и других цветочных растений.
Выпив рюмку, Валериан Валерьевич похлопал по плечу управляющего:
