широком смысле: дирижером предприятий, возникающих в обществе' .
'Когда я говорю 'РОЛЬ', 'ГРИМ', — я говорю намеренно скромно; 'ТЕОСОФЫ' поставили бы вместо слова 'РОЛЬ' — 'ИНКАРНАЦИЯ'; вместо же слова 'ГРИМ' — 'ОГРОМНАЯ ДУХОВНАЯ АУРА' '.
'Разумеется, — это была игра высшего, я сказал бы 'БОЖЕСТВЕННОГО' порядка''. 'И потому-то в КОНТАКТЕ моих воспоминаний о Дорнахе в первую голову лежит узнание о докторе, КАК РЕЖИССЕРЕ.{5}
Он любил СЦЕНУ; и он — знал сцену... Он... стоял на сцене, отирая платком испарину: 'Зо Мусс Ман Шпилен' ('Так надо играть'), кажется, вырвалось у него. Это была уже не в потенциальном смысле игра 'великого артиста', а в совершенно реальном. На другой день я сказал доктору: 'Херр доктор, — вчера я вас некоторое время ненавидел, когда вы были чертом'.
Как надо играть?
... — 'Не принимай национальные особенности за индивидуальные достоинства', — сказала одна мама одной дочке, увидев ее однажды с красавцем-грузином. Нет, мы не хотим сказать этим, что Пастернак был антропософ. Более того, Пастернак не был антропософом. Но с конца 10-х до начала 30-х годов интеллигенция разговаривала на языке антропософии, посредством его осмысляя и зашифровывая реальность.
'Так играл пред землей молодою
Одаренный один
— то есть 'игра высшего, я бы сказал 'БОЖЕСТВЕННОГО' порядка'.
'Ваша правда — так надо играть...'
— 'Зо Мусс Ман Шпилен'.
'Имя этому гриму — душа...'
— вместо слова 'ГРИМ' — 'ОГРОМНАЯ ДУХОВНАЯ АУРА'.
Пастернак не первый написал портрет Мейерхольда-демиурга, справедливее сказать, что он был последним. В 1918 году М.Кузмин посвятил Мейерхольду свою книжку о Калиостро70, актер же и антропософ Михаил Чехов уже прямо вывел 'биомеханику' из эвритмии д-ра Штейнера, а самого Мастера- Мейерхольда — окрестил 'Темным гением', то есть 'Гением Тьмы'.
Симбиоз Мейерхольда с Государством лишь открывал глазам привычно мыслящей интеллигенции тайный характер государственности: сатанизм, ариманизм, люциферизм.
'Мы все — АРИМАНИКИ, ЛЮЦИФЕРИКИ, то есть склеротизованные неравновесия: и в 'МИСТИЧЕСКИХ', и в 'СКЕПТИЧЕСКИХ' восприятиях; мы — морок материальной 'ОБЪЕКТИВНОСТИ' плюс морок мистических иллюзий. Вспомните: первый итог самопознания героем 'МИСТЕРИИ' Штейнера: явление Люцифера и Аримана'.
Так что напрасно И.Ф.Бэлза вменяет в достоинство М.А.Булгакову штудирование источников по истории зороастризма, манихейства, тамплиеров, розенкрейцеров и даже подбрасывает в его библиотеку книгу о богомилах (была такая ересь), вышедшую через семь лет после конца земной жизни писателя. Чтобы произвести Воланда из Люцифера и подарить своему критику фамилию Ариман, Булгакову достаточно было говорить на языке своей эпохи, а в крайней нужде перелистать одну-две брошюрки Штейнера.
Даже прилипшее к Воланду звание 'профессор' извлечено из того же реквизита:
'Добрый сказочник', ...'оратор', 'мим', 'профессор',
Ну, ладно: Люцифер — от люцифериков, Ариман — от аримаников, Мейерхольд — от Мастера, Мастер — от мейстера, профессор — от доктора Штейнера. А доктора куда деть? Доктора Фауста... Фауст-то уж наверняка из Гете?! — Нет, из Гетенаума.
Гетенаум — храм Гете, заложенный антропософами в 1913 году в швейцарском местечке Дорнах. Храм должен был простоять 300 лет и
Он — значительно мне улыбнулся и сказал фразу, слов которой я не запомнил; но смысл которой таков: 'На то мы и 'оккультисты', чтобы знать замашки и мины этого господина (он разумел черта) '.
Это, положим, даже не доказательство бытия Божия (коих, как известно, существует целых пять). Мало ли кто там блистал в роли Мефистофеля, да еще до Первой мировой войны? Шаляпин, например, в опере, да не в одной, а сразу в двух (Гуно и Бойто, как убедительно доказывает Гаспаров).
Оно, конечно, так, но у Шаляпина, хоть он был верующий (и даже православный), никакой особой связи с Христом не прослеживается. А у доктора — да!
В 1912 году, в Мюнхене, доктор Р.Штейнер огласил курс из пяти лекций — 'Пятое Евангелие'.
'А как было рассказано!
Воскресал Иерусалим до последних подробностей; стояли дома, цоколи;
я обонял пыль улиц, переосвященных солнцем, и слышал шуточки прохожих
и видел рабби Гилеля; злободневной современностью дышали образы...
Источник потрясения — факты биографии Иисуса... вдвинута биография
в XX век, став нашей; сдвинут XX век в первый, чтобы наши сознания
из ПЕРВОГО ВЕКА увидели события Палестинские.
Так бы я убого определил действие на меня курса'.
Несмотря на убогость определения, становится совершенно ясным: роман 'Мастер и Маргарита' существовал задолго до того, как был написан.{6}
Кто вы, доктор Фауст?
...Есть 'русский Шиллер', есть 'русский Шекспир' и, отдельно, 'русский Гамлет', есть 'русский Гейне' и 'русский Берне', есть даже русский Хэмингуей. А 'русского Гете' нет, как нет 'русского Фауста'. То есть, конечно, переводили, знали, ценили... Но все как-то не западало в душу... Разве, что Боратынский посвятит стихи или Пушкин перепишет сцену... Но чтобы кто-нибудь воскликнул: 'Я — Фауст. Холодеет кровь...', такого не было.
В русскую культуру Гете проник в двух видах, из которых оба — не его: антропософия и опера Гуно.
Эти два источника и две составные части русского Фауста сталкиваются в московской мансарде в сцене первого (неудачного) самоубийства Максудова:
'Но мне бог возвратит ли все?! 'Батюшки! 'Фауст'! — подумал я. — Ну, уж это, действительно, вовремя. Однако подожду выхода Мефистофеля'... Снизу донесся тяжкий басовый голос:
— Вот и я!
Дверь распахнулась, и я окоченел на полу от ужаса. Это был он, вне всяких сомнений... Короче говоря, передо мной стоял Мефистофель.
— Рудольфи, — сказал злой дух тенором, а не басом'.
