мне на крайнюю левую, теперь возьмемся за средние, и всем будет тепло. Поняла?
— Поняла.
Это было здорово, потому что полностью разрешило неловкий вопрос, как и когда браться за руки. Вчера вечером в пьяном угаре у нас никаких затруднений не возникло, но при трезвом холодном дневном свете все по-другому.
Мы шагали, раскачивая руками, и холодный воздух румянил нам щеки.
Потом сидели на скамейке, не разнимая рук, и наблюдали за прыгающими вокруг белками.
Я немного стеснялась, но все-таки не могла отвести глаз от Гаса. Он был великолепен: черные блестящие волосы, чуть колючий подбородок (эпилятора Карен он, по-видимому, не нашел), ярко-зеленые в морозном свете зимнего дня глаза.
С ним было просто чудесно!
— Хорошо как, — вздохнула я. — Я так рада, что ты вытащил меня сюда.
— Рад, что ты рада, крошка Люси Салливан.
— И белки такие милые, — продолжала я. — Мне нравится смотреть на них. Бегают, резвятся, играют…
Гас встрепенулся и уставился на меня.
— Ты серьезно? — с крайне обеспокоенным видом спросил он.
Что там еще, недоумевала я, чувствуя себя все более неуютно. Неужели он снова пустится в безумный полет фантазии? Кажется, мои опасения были не беспочвенны.
— Так вот, — процедил он, — разреши тебе заметить, что близится конец света, если невинные твари, жители лесов и полей, станут развлекать себя бессмысленными и опасными азартными играми… хотя я забыл, здесь все-таки Лондон, город великих возможностей. Значит, еще немного, и они начнут курить марихуану!
Господи, ужаснулась я, да он спятил! Но принимать его всерьез все-таки не захотела и расхохоталась так, что едва могла говорить.
— Да не азартными, просто играми! — выдохнула я.
— Я и в первый раз отлично слышал тебя, Люси, — оскорбленно возразил он. — И что ты имеешь в виду? Собачьи бои? Скачки? Бинго? Глаза вниз, на дорожку, и две толстые тетки вдогонку за белочками? Карты? Однорукие бандиты? Рулетка?
Он снова посмотрел на меня, и тут в его глазах что-то блеснуло.
— О, — устыженно воскликнул он, — о нет! Ты, верно, имела в виду просто игру, то есть веселье? Не азартные игры?
— Да.
— О боже! Прости, прости меня. Я тебя не так понял. Теперь ты подумаешь, что меня давно пора запереть в психушку. Комната без углов и все такое.
— Нет. Я думаю, с тобой весело.
— Очень мило с твоей стороны, Люси, — сказал он. — На твоем месте многие решили бы, что я сошел с ума.
— Почему это? — с любопытством спросила я.
— Догадайся с трех раз, — невинно предложил он. — И вообще, — продолжал Гас, — если они думают, что я ненормальный, посмотрели бы на остальных моих родственников!
Так-так! На горизонте забрезжили неприятные открытия. Но я расправила плечи и смело двинулась навстречу беде.
— А какие они у тебя, Гас?
Он криво усмехнулся.
— Как тебе сказать… Не люблю разбрасываться определениями типа «психически больные», но…
Я старалась скрыть тревогу, но, видимо, мои чувства все же отразились у меня на лице, потому что он громко расхохотался.
— Бедная маленькая Люси. Видела бы ты сейчас свое испуганное личико!
Я попыталась весело улыбнуться.
— Успокойся, Люси, я тебя разыгрываю. На самом деле психически они вполне здоровые…
Я вздохнула с облегчением.
— …в медицинском смысле слова… — продолжал он. — Но очень, очень эмоциональные. Да, наверное, это самое точное для них определение.
— Что ты имеешь в виду?
Лучше разобраться во всем здесь и сейчас, решила я.
— Даже боюсь рассказывать тебе, Люси: вдруг ты окончательно убедишься, что я сам псих. Когда услышишь, в какой обстановке я рос, то, наверно, закричишь «караул» и убежишь от меня.
— Не пори чушь, — твердо возразила я.
Но в желудке у меня тихонько заныло. Господи, прошу тебя, пусть все это не будет слишком ужасно. Он так мне нравится.
— Ты уверена, что хочешь слушать, Люси?
— Уверена. Не так страшен черт… У тебя есть родители?
— О да. Полный набор. В ассортименте. Пара голубков, как положено.
— И, как ты уже сказал, много братьев?..
— Пятеро.
— Правда много.
— Для наших мест не очень. Мне всегда было стыдно, что количество моих братьев так и не дошло до двузначной отметки.
— У тебя старшие или младшие?
— Старшие. Все старше меня.
— Так ты маленький.
— Да, хотя я единственный из всех, кто уехал из родительского дома.
— Пять взрослых мужиков, и до сих пор живут с родителями? Это должно создавать массу проблем.
— Спрашиваешь! Да ты и половины себе не представляешь. Но выбора у них нет, потому что все они работают либо на ферме, либо в пабе.
— Вы держите паб?
— Да.
— Значит, вы богатые?
— Да нет.
— Но мне всегда казалось, что если у тебя паб, значит, ты только что сам денег не печатаешь.
— Не в нашем случае. Видишь ли, дело в братьях. Очень не дураки выпить.
— А, понимаю: они пропивают весь доход.
— Опять не угадала, — усмехнулся он. — Никаких доходов они не пьют. Они пьют спиртное.
— Да ну тебя.
— И денег мы почти не видим, потому что они все пропивают, и мы должны всем пивоварням в Ирландии, поэтому скоро с нами никто не станет иметь дела. Среди виноторговцев Ирландии наше имя — бранное слово.
— Разве у вас нет клиентов? Доходы ведь от них.
— Вообще-то нет, мы ведь живем в такой глуши… Наши единственные клиенты — мои братья и отец. И, разумеется, местная полиция. Но от них точно денег не дождешься: приходят только после закрытия, проверяют, не торгуем ли мы из-под полы в неурочное время. Сполна с них не стребуешь —
