Я высыпала в шляпу жалкую горстку монеток.
Мы с Гасом перешли через дорогу, свернули в боковую улочку и наконец вошли в ярко освещенный, теплый, шумный паб.
Народу тут было битком. Все смеялись, болтали и пили. Гас, похоже, знал здесь абсолютно всех. В углу сидели три музыканта: парень с бодхраном, девушка с окариной и кто-то неопределенного пола со скрипкой.
Я узнала мотив: то была одна из любимых папиных песен. Все вокруг меня говорили с ирландским акцентом.
— Посиди тут, — сказал Гас, проталкиваясь вместе со мной сквозь толпу краснолицых, счастливых людей и указывая на бочонок. — Я за выпивкой. Постараюсь побыстрей, но уж как получится.
Не было его целую вечность. Сидеть на бочонке оказалось очень неудобно: его край больно врезался мне в попу.
Интересно, подумала я, который час? Наверняка уже больше одиннадцати, а бармен все не уходит. Меня поразила страшная мысль: а вдруг это нелегальный ночной паб вроде тех, о которых всегда тосковал папа?
Часов у меня не было, и у женщины, что сидела рядом со мной, тоже, и ни у кого из ее компании, но один из них знал кого-то в противоположном углу паба, у кого они есть, и женщина, несмотря на мои возражения, протолкалась ради меня через весь зал, нашла того человека и спросила у него время.
Вернулась моя соседка не скоро.
— Двадцать минут двенадцатого, — сообщила она, отхлебнув из кружки.
— Спасибо, — еле сдерживая нервную дрожь, ответила я. Значит, я не ошиблась. Это действительно подпольное заведение, раз они работают так поздно. Как здорово! Дерзость, порок, опасность! Может, со стороны Гаса и было ошибкой привести меня сюда, где меня могут арестовать за нарушение закона, но меня это не заботило. Я чувствовала, что вступаю на запретную территорию, что в кои-то веки живу настоящей жизнью.
Наконец пришел Гас.
— Люси, извини, что я так долго, — начал он. — По пути мне попалась толпа Кейванов, и…
— Ничего, ничего, — перебила я его, сползая с бочонка. Мне не терпелось обсудить с ним, как лихо мы нарушаем закон о торговле спиртным, а извинения могли и подождать. — Гас, ты не беспокоишься из-за полиции? — выдохнула я с круглыми от ужаса и восторга глазами.
— Нет, — пожал он плечами. — Думаю, они вполне могут сами о себе позаботиться.
— Я не об этом, — нервно хихикнула я. — Ты не боишься, что нас арестуют?
Он похлопал себя по карманам пиджака и облегченно вздохнул.
— Нет, Люси, в данный момент не боюсь.
Он явно не принимал меня всерьез, и я рассердилась.
— Но, Гас, разве тебя не волнует, что они могут нагрянуть сюда, накрыть нашу тусовку и всех арестовать?
— Да зачем им это делать? — недоуменно хмыкнул Гас. — Им что, на улице некого арестовывать, если вдруг очень приспичит? Кажется, специально для этого существует закон о бродяжничестве.
— Но, Гас, — раздраженно повторила я, — что, если они услышат музыку? Что, если поймут, что мы тут вовсю пьем, а время уже к полуночи?
— Ничего плохого мы не делаем, — сказал Гас, но, помолчав, добавил: — Хотя в прошлом это никогда их не останавливало.
— Нет, делаем, — не отставала я. — Бар подпольный. В одиннадцать он должен был закрыться. Мы нарушаем закон.
— Люси, Люси, послушай! У этого паба есть специальное разрешение, он работает до двенадцати. Никто здесь ничего плохого не делает — кроме этого копуши-бармена, который пинту пива толком налить не может!
— То есть все это законно и никто не придет нас арестовывать? — уныло спросила я.
— Да, Люси, разумеется, — усмехнулся он. — Не думаешь же ты, что я приведу тебя туда, где с тобой может что-то случиться?
Потом Гас поехал со мной ко мне домой. Никаких вопросов по этому поводу у меня не возникло, это казалось абсолютно естественным. Выбравшись наконец из паба и попрощавшись со всеми знакомыми Гаса, мы просто решили вернулся в Лэдброк-гров на такси. И так и сделали.
Гас не звал меня к себе, и мне тоже не пришло в голову, что можно отправиться не ко мне, а к нему. Тогда я не находила в этом ничего странного. А стоило бы!
35
В четверг на доселе ничем не замутненном пейзаже моего счастья возникли два пятна.
Во-первых, нас ошарашили новостью, что Хетти подала официальное заявление об уходе. Я расстроилась — не только оттого, что в нашей комнате она одна действительно что-то делала, но и потому, что мне будет ее не хватать.
Перемены я ненавижу, а теперь оставалось мучиться неизвестностью, кого к нам пришлют вместо нее.
Во-вторых, я согласилась в четверг после работы навестить маму.
Наши отношения с Гасом вошли в ту фазу, когда, проснувшись, я первым делом думала о нем. Я была восхитительно счастлива почти все время (кроме промежутка с семи тридцати до десяти утра, но, в общем, и тогда тоже, особенно если рядом был Гас, хотя это началось позже). Если Гаса рядом не было, мне хотелось говорить о нем с кем угодно, со всеми; хотелось рассказывать, как божественно он выглядит, какая у него гладкая кожа, как маняще от него пахнет, какие у него зеленые глаза, какие шелковистые волосы, как интересно с ним общаться, какие у него великолепные зубы, какой у него классный зад — не больше почтовой марки. Или в подробностях пересказывать все нежности, что он мне говорил, и перечислять подарки.
Я вся вибрировала от счастья и избытка адреналина, и мне даже не приходило в голову, что, наверно, скучнее меня нет никого на свете.
Но я была пьяна своим счастьем, любила весь мир, и мне казалось, что все вокруг так же радуются за меня, как и я сама.
Разумеется, они не радовались и утешали себя, говоря друг другу: «Долго это не продлится» или: «Если я еще раз услышу, как он расстегнул на ней лифчик и снял его зубами, то закричу».
Не подумайте только, что Гас снимал с меня лифчик зубами. Хотя во вторник ночью то, чего я так ждала и боялась, действительно произошло, на уровень «Девяти с половиной недель» это не тянуло. Оно и к лучшему: поедание с завязанными глазами маринованных огурчиков и прочих деликатесов не соответствует моим представлениям о любовных играх. С моим комплексом неполноценности и неуверенностью, доходящей до ступора, я предпочитаю традиционный, незамысловатый секс в постели. С мужчинами, тяготеющими к многообразию поз, я так пугаюсь, что уже ничего не хочу.
Даже по дороге домой, когда о многообразии поз речь еще не заходила, я все равно была как клубок нервов — по счастью, очень пьяный клубок нервов, что значительно ослабило напряжение, когда мы с Гасом вошли в квартиру. Мы оба корчились и сгибались пополам от смеха и в спальню отправились сразу же.
Гас со спринтерской скоростью сорвал с себя всю одежду и прыгнул вместе со мной на кровать.
Я честно намеревалась не смотреть на его готовый к делу член; мне казалось, для этого я слишком скромна. Но, словно против воли, мой взгляд все время обращался в ту сторону. Я смотрела и смотрела. Я не могла оторваться, я была заворожена.
Притом для пятнадцатисантиметрового выроста, багрового и вздрагивающего, он выглядел необычайно привлекательно. Я не переставала удивляться, как столь изначально… ну… странный, мягко
