— Не тот ли длинный, что сидит и точит лясы внизу на кухне?
— Кто, Дэниэл? Нет, нет.
— Он, случайно, не… ну, не вольничал с тобой, Люси? Потому что если да, то помогай мне бог, пока ноги еще держат меня, я велю твоим братьям наподдать ему так, чтобы долго помнил. Пинок под зад и карта мира — вот что ему, паршивцу, нужно, и это он получит, как пить дать. Он глупее, чем кажется на первый взгляд, если думает, что может жить спокойно и хвастаться своим паскудством, если спутался с дочкой Джемси Салливана…
— Папа, — простонала я, — Дэниэл ничего такого не сделал.
— Видел я, как он на тебя смотрит, — угрюмо проворчал папа.
— Никак он на меня не смотрит. Все ты выдумываешь.
— Выдумываю, говоришь? Может быть, может быть. Только у тебя ведь это не в первый раз.
— Папа, парни тут вообще ни при чем.
— Почему же ты тогда грустишь?
— Потому что такая уж я есть, папа. Такая же, как ты.
— Но у меня-то все в порядке, Люси! Лучше не бывает!
— Спасибо, папа, — вздохнула я, прильнув к нему. — Я знаю, что ты это говоришь, только чтобы мне стало легче, но все равно благодарю.
— Но… — начал он и озадаченно замолчал. — Ладно, пошли, — нашелся он наконец, — пора вниз, а то обед остынет.
Вечер получался мрачноватый: мы с мамой были на ножах и не пытались это скрыть, а папа подозрительно разглядывал Дэниэла, убежденный, что тот имеет относительно меня неправедные намерения.
Общее настроение несколько поднялось, когда на столе появился обед.
— Оранжевая рапсодия, — глядя на свою тарелку, заявил папа, — вот что это такое. Оранжевые рыбные палочки, оранжевые бобы, оранжевая картошка и, чтобы легче глоталось, стакан лучшего ирландского виски, которое, на счастье, тоже оранжевого цвета!
— Картошка не оранжевая, — возразила мама. — А выпить ты Дэниэлу предложил?
— Очень даже оранжевая, — горячо воскликнул папа. — Нет, не предлагал.
— Дэниэл, выпьешь виски? — спросила мама, вставая.
— Так, а если она не оранжевая, то какого же, скажите на милость, она цвета? — обратился папа ко всем присутствующим. — Розовая? Зеленая?
— Нет, миссис Салливан, спасибо, — занервничал Дэниэл. — Что-то не хочется.
— Тебе и не нальют, — воинственно откликнулся папа. — Пока не скажешь, что картошка оранжевая.
Мама и папа выжидательно уставились на Дэниэла. Оба одинаково хотели перетянуть его на свою сторону.
— По-моему, она скорее золотистая, — после некоторого раздумья изрек он, будучи по натуре дипломатом.
— Нет, оранжевая!
— Золотистая, — со вкусом повторила мама.
Дэниэл ничего не говорил. Он, казалось, предпочел бы провалиться сквозь землю.
— Ну, хорошо же, — зарычал папа и грохнул кулаком по столу, отчего подпрыгнули тарелки и зазвенели ножи с вилками. — Тяжко с вами договориться. Золотисто-оранжевая — вот мое последнее слово. Не нравится — не соглашайся, но в несправедливости меня не обвинишь. Дайте парню выпить.
Не прошло и пяти минут, как папа снова развеселился. Обед творил с его плохим настроением настоящие чудеса.
— Знай ешь рыбные палочки, — восторженно заявил он, с улыбкой обводя взглядом стол — А ведь тут еще целых шесть штук. Гляньте-ка, — восхищенно продолжал он, поднимая вилку с надетой на нее целой рыбной палочкой и поворачивая ее, чтобы рассмотреть со всех сторон, — какая красота. Произведение искусства. Университетского образования мало, чтобы как следует приготовить хоть одну такую палочку.
— Джемси, не делай из своего обеда выставку, — сказала мама и, как всегда, испортила все веселье.
— Встретиться бы с этим капитаном Бердом, что нарисован на этой коробке, пожать ему руку и поздравить с хорошо сделанной работой, — продолжал папа. — Я бы не отказался. Может, его пригласят в шоу «Это ваша жизнь». Как по-твоему, Люси?
— По-моему, папа, такого человека на самом деле нет, — хихикнула я.
— Нет? — удивился папа. — Да быть такого не может! Ему бы следовало присудить Нобелевскую премию, — не унимался папа.
— …Нобелевскую премию? За что это? — язвительно поинтересовалась мама.
— За рыбные палочки, естественно, — с изумленным видом ответствовал папа. — Как думаешь, Конни, какую еще Нобелевскую премию я могу иметь в виду? Не по литературе же? Что я, по-твоему, таких вещей не понимаю?
Тогда мама негромко рассмеялась, и они с папой как-то странно переглянулись.
После обеда, когда была убрана посуда, папа отправился обратно в свое кресло в углу, а мы с мамой и Дэниэлом остались за столом пить чай. Чая пришлось выпить целый океан.
— Наверно, нам пора, — беззаботно заметила я примерно в половине одиннадцатого. Предыдущие полчаса я собиралась с силами для этого предложения, зная, что с мамой такое легко не пройдет.
— Как, уже? — взвизгнула она. — Но вы ведь только пришли!
— Уже поздно, мам, а пока я доберусь до дома, будет ночь глубокая! Я не высплюсь.
— Прямо не знаю, что с тобой, Люси. В твоем возрасте я могла после работы танцевать всю ночь напролет, до самого рассвета.
— Таблетки с железом, Люси, — крикнул из угла папа, — вот что тебе нужно. Или… как там называется та, другая штука, которую принимают молодые, чтобы были силы?
— Не знаю, папа. Гематоген?
— Нет, — проворчал он. — Что-то еще.
— Нам действительно пора. Правда, Дэниэл? — твердо сказала я.
— Пожалуй, да… — промямлил он.
— Вот, вспомнил! Кокаин! — радостно возопил папа. — Сходи в аптеку, купи себе дозу кокаина, и запрыгаешь по дому, как мячик!
— Нет, папа, не думаю, — усмехнулась я.
— Почему это? — возмутился он. — Что, кокаин тоже запрещен законом?
— В самую точку, папа!
— Безобразие какое! — загремел папа. — Эти законники вертят нами, как хотят, обрушивают нам на голову все подряд — налоги плати, это нельзя, то запрещено! Повредила бы тебе время от времени капля кокаина? Совсем сбрендили, крючкотворы проклятые!
— Почему бы тебе не остаться на ночь? — перебила его пламенную речь мама. — В твоей комнате постелено.
При одной мысли об этом я пришла в ужас. Остаться под ее кровом? И чувствовать себя, как в западне? Как будто я отсюда так и не сбежала?
— Нет, мама, спасибо, но Дэниэлу нужно домой, а мне с ним по пути, так что я тоже поеду, чтобы не одной…
— И Дэниэл мог бы остаться, — возбужденно предложила мама. — Переночевать в комнате у ребят…
— Огромное спасибо, миссис Салливан.
— Конни, — поправила она, наклонясь к нему через стол и кладя руку ему на рукав. — Называй меня Конни, а то как-то глупо получается: ты такой взрослый, а до сих пор говоришь мне «миссис Салливан».
Боже правый! Она вела себя так, словно… флиртовала с ним! Меня чуть не стошнило.
